— Ишь, кнутобойца! — Цыганка негодующе отвернулась. — Вот они идут, твои детушки.
Из лесу к костру спешили запыхавшиеся цыганята — паренек и девчонка с торбой, которая все время хлопала ее по боку.
Цыганенок еще издали закричал:
— Батя! Там трое едут!
С перепугу цыган даже приподнялся и почти сел:
— Из имения?
— Нет, с Белой горы. Один на дровнях сидит, а двое бегут — один рядом, другой следом.
— Разве про них тебя спрашивают? — рявкнул цыган. — Про лошадь, про лошадь сказывай!
Цыганенок призадумался — что тут сказывать? — почесал за одним, потом за другим ухом:
— Вроде бы и лошадь, а не лошадь… Вроде бы коза, а не коза… На ровной дороге спотыкается, а по сугробам скачет — хоть бы что.
— Настоящий цыганский конек! — обрадовался цыган. — Только бы не пропустить. Схожу погляжу.
Он ушел, а цыганка все время косилась на дочкину торбу.
— Что у тебя там? — спросила она. — Давай сюда.
Цыганочка развязала торбу:
— Хлеба краюшка, вот.
— Край обгрызла, негодница! — бранилась цыганка. — А еще что? — И она сама принялась опорожнять торбу.
Там нашлись еще: кусочек мыла, в узелке крупа и горсть табаку. Кусок мыла показался цыганке маловат, крупа — чересчур крупна, зато табачок был хорош, и она тут же потянулась за трубкой.
Но вот в роще раздались чужие голоса. Цыганка кинула в трубку уголек и стала прислушиваться. Навострили уши и цыганята.
Ешка, как и положено кучеру, прозябший больше других, спрыгнул с дровней и отдал приказание:
— Уведи лошадь в осинник, от ветра, да подвесь ей торбу с овсом. И живо ко мне, греться! Тут костер.
У самого возницы часто-часто колотилось сердце, но паренек знал, что с цыганами надо обходиться по-цыгански, иначе ничего путного не добьешься. Он храбро подошел к костру, притопывая ногами и хлопая руками. Цыган, идя следом, качал головой и подмигивал своим.
— Здорово, люди добрые! — поздоровался Ешка. — Посторонитесь малость. Дозвольте к огоньку с краешка подсесть. Ноги — что бревна, руки — полешки, а уши огнем горят.
Растолкав цыганят в сторону, он сел посередке и протянул руки к огню. Цыган стоял у него за спиной.
— Мужичок что жучок, а рот с огород, — удивился цыган. — Откуда путь держишь?
— Оттуда.
— Славно сказано! — похвалил цыган. — А куда?
— Прямо туда.
— И того лучше! — засмеялся цыган. — Смотри по ветру поезжай, гостюшка, по ветру! Против ветра и не думай — сдует, тут надо кого потяжелее.
Андр подошел и стал возле своего дружка, а Букстынь топтался в сторонке. Ешкины руки были протянуты к огню, а глаза так и шныряли по сторонам, отыскивая медведя. Цыганочка, вскочив на ноги, посмеиваясь, разглядывала Букстыня.
— Чем у тебя уши повязаны? И отчего только у тебя, а у тех — нет?
— Оттого, что я жених! — с важностью пояснил портной.
— Ах, значит, вот какие бывают женихи! — обрадовалась цыганочка. — А где невеста? На дровнях?
— Дома осталась, — недовольно пробурчал Букстынь. — Да разве ты не знаешь Ципслиню?
— Слыхать слыхала, а видеть не пришлось, — ответила цыганочка, что-то обдумывая. — А она богатая?
Букстынь протестующе замахал обеими руками:
— Что ты, нет!
— Почему же она твоя невеста?
— Да разве ж я знаю, почему? А только все так говорят, и ничего тут не поделаешь. И зубы у нее всё болят, чулки заштопать не умеет, допоздна в постели валяется.
— Видно, и впрямь тебе с ней беда. Ну, дай пятак и ручку, я тебе погадаю, про счастьице твое скажу.
— Знаю, знаю! Только обманешь и ничего путного не скажешь.
— Все как по книге скажу. Вот увидишь.
Пока цыганочка ворожила, предсказывая Букстыню его счастье, Андр с цыганенком мерились силой: прыгали через костер, тянули друг друга за пальцы — кто кого перетянет; под конец схватились бороться. Тем временем у Ешки с цыганом шел важный деловой разговор.
— Скажи-ка, где нам найти медведя, что приносит счастье? — спросил Ешка. — У вас тут его вроде нету. Далеко ли еще ехать за ним?
Цыган сощурил левый глаз и поднял указательный палец левой руки:
— Это когда как. Бывает, далеко, а бывает, и близко. Едешь, едешь — не доедешь; пешком пойдешь — не дойдешь. Дай рублик серебром, тогда узнаешь.
— Рубль! — Ешка подскочил. — Ты, видно, за дурака меня посчитал? Гривенник серебром — идет. А нет — не надо, сами найдем.
— Гривенник! А больше у тебя нету? Это ж почитай что даром… А все ж больше, чем ничего. — Он поплевал на монетку и положил ее в карман. — Твоя рука первая, авось счастливая. Только мой рассказ невеселый, плакать будешь, на глазах сосульки натекут.