Вскоре парфянские разъезды были замечены в Киликии, и хотя значительная их часть была уничтожена римской конницей и преторианской когортой, расположенной в Епифании{287}, Цицерон счел необходимым совершить переход в Киликию через Киликийские Ворота и 5 октября явился в Таре{288}.
Как сейчас представляется, ни римские военачальники тогда, ни римские и греческие историки позже не смогли понять, что именно задумали и сделали парфяне. Тактика же их была предельно проста — по сути, они совершили кавалерийский рейд по тылам противника, причем было их сравнительно немного, а передвигались они, не отягощенные обозом, стремительно. И целью парфян было не завоевание территории, что было невозможно, учитывая их численность и минимум снаряжения, а грабеж и уничтожение того, что нельзя унести с собой. Поэтому они напали не на Каппадокию, которую в принципе могли захватить, а прошлись по богатой области вокруг Антиохии. Здесь имелась возможность без особых проблем переправиться через Евфрат и, не вступая в столкновения с гарнизонами в городах, вдоволь пограбить как зажиточные виллы в сельской местности, так и антиохийские пригороды. Кассий при приближении парфян укрылся в укрепленной части города, где и оставался до их ухода, который свершился, скорее всего, лишь потому, что им уже нечего было грабить, а вовсе не из-за действий римлян, с чем, кстати, согласился и сам Цицерон{289}.
От Антиохии парфяне двинулись к Антигонее (точное местоположение этого города не установлено){290}, вблизи которой без особого успеха пытались рубить деревья, мешавшие коннице. Кассий тем временем, пойдя за ними следом, стал пощипывать их фланги, что, кроме численного урона, заставляло быть в постоянном напряжении. Затем Кассий устроил парфянам засаду, причем с применением их любимой тактики: небольшой римской отряд, показавшийся парфянам легкой добычей, заманил их, притворно отступая, в окружение. Парфяне вынуждены были вступить в бой в крайне невыгодных для себя условиях. Потери их оказались очень велики. В этом сражении получил смертельное ранение Осак; через несколько дней он умер{291}. Кассий сообщил об этой победе Сенату в донесении, датированном 7 октября 51 года до н. э.{292}
Цицерон, находившийся недалеко от Мопсуестии в Киликии, судя по всему, узнал об успехе Кассия на следующий день. С одной стороны, он, надо думать, почувствовал себя спокойнее, а с другой — испытал ревность к Кассию, своему конкуренту в погоне за военной славой. В помеченном 8 октября ответном письме Аппию Клавдию Пульхру, который спрашивал о парфянах, он написал, что они вряд ли имеются где-то поблизости, если, конечно, не принимать за парфян арабов, одетых точно так же, как они{293}. Вероятно, ему очень хотелось принизить значение победы Кассия. Можно также предположить, что именно для того, чтобы сравняться с Кассием, а то и превзойти его, 13 октября Цицерон напал на город Пинденисс в непокоренной части Киликии и взял его, как он сам пишет, «с большими усилиями»{294}.
Что касается потерявших Осака парфян, то Пакор увел их зимовать в Киррестику{295}. Цицерон в это время отправился в Лаодикею, оставив в Киликии часть войска под началом своего брата Квинта. Ясно было, что следующем году римлянам придется непросто{296}. Некоторое время в Риме решали, кто выступит против парфян: Цезарь со своей армией или же командование будет поручено Помпею{297}. Наконец сделали выбор в пользу Помпея, и Цезарь передал ему для предполагаемой экспедиции I и XV легионы{298}. Тем временем, в феврале 50 года до н. э., Дейотар написал Цицерону, что готов присоединиться к нему со своими 30 когортами, численностью 400 человек каждая, и 2 тысячами всадников. Это была серьезная сила, на которую можно было опереться до появления Помпея. В мае Цицерон вернулся в Киликию. Война с парфянами надвигалась, и ожидалось, что во главе парфянского войска выступит сам Ород. В Тарсе 5 июня Цицерону доложили о страшных «грабежах» в Киликии и волнениях в Сирии. Положение усугублялось тем, что наместник Сирии (и еще один конкурент Цицерона в борьбе за лавры на Востоке) Бибул не высовывал носа из Антиохии{299}.
Главным оружием Бибула, который в меньшей степени был воином, нежели дипломатом, были политические интриги. С целью предотвратить вторжение парфян наместник Сирии вступил в переговоры с сатрапом Орнодапатой, у которого были свои счеты с Ородом, и склонил его к тому, чтобы сместить царя с трона и посадить на него Пакора, причем последний, судя по всему, согласился войти в заговор. Ирония ситуации состояла в том, что против Орода предполагалось использовать войска, предназначенные для войны против римлян{300}. Таким образом, Бибул убивал сразу двух зайцев: отводил опасность от римской территории и ввергал парфян в междоусобную смуту. Но осуществить этот план не удалось, так как Ород, очевидно, узнал о нем и отозвал Пакора{301}. Обошелся он с мятежным сыном достаточно мягко, не в традициях своего времени: Пакору была сохранена жизнь, а позже Ород вернул ему командование войсками. В дальнейшем Пакор показал себя весьма способным полководцем.
Как бы то ни было, вторжение парфян летом 50 года до н. э., которого так опасался Цицерон, было предотвращено. Положение на границе настолько успокоилось, что к середине июля он отозвал гарнизоны, расквартированные в Апамее и других местах{302}, а сам решил отбыть в Рим, тем более что срок его наместничества истек.
В следующем десятилетии Парфия практически не угрожала римским интересам. Отчасти это было связано, вероятно, с тем, что парфяне устремили свой взор на восток.
В 49 году до н. э. в Риме началась гражданская война, что, разумеется, значительно облегчило жизнь Ороду. Помпей даже вел с Ородом переговоры о военном союзе, направив к нему с дипломатической миссией своего родственника Луцилия Гирра{303} и, возможно, еще кого-то. Ород на это согласился, но при условии, что ему достанется Сирия. Помпей на это не согласился. Возможно, он посчитал, что цена слишком высока, к тому же у него появилась причина для недовольства парфянами, поскольку Гирра они заключили в тюрьму{304}. Но вполне вероятно, что союз Помпея с Ородом был невозможен в принципе, поскольку он состоял в родстве с Крассом и Публием — через свою жену Корнелию, которая прежде была женой Публия. С другой стороны, после поражения, которое нанес ему Цезарь при Фарсале (48 год до н. э.), Помпей в отчаянье хотел отдаться на милость парфянского царя, надеясь, что тот даст ему войско для продолжения борьбы с Цезарем. Но друзья убедили его отказаться от этого намерения — во-первых, чтобы пощадить чувства Корнелии, и во-вторых, они полагали, что Египет, где правил Птолемей XIII, обязанный своим троном Помпею и его стороннику Авлу Габинию, более подходит для убежища{305}. Как мы знаем, ничего хорошего из этого не вышло: Помпей был предательски убит египтянами, и его голову поднесли Цезарю{306}.
Квинт Корнифиций, назначенный в 46 году до н. э. наместником Киликии, писал Цицерону, что опасается нападения парфян{307}, но эти опасения не оправдались. В 45 году до н. э. уже новый наместник Гай Антистий Вет осадил в Апамее взбунтовавшегося приверженца Помпея Квинта Цецилия Басса, которого поддержало несколько легионов. Басс позвал на помощь парфян, и явившийся на его зов Пакор заставил Вета отступить с большими потерями{308}. Впрочем, оставаться в Апамее надолго парфяне не пожелали; не дожидаясь наступления зимы, основные их силы ушли на свою территорию{309}.
Цезарь, закрепившись у власти, твердо решил покончить с парфянской проблемой и приступил к подготовке большой кампании, которую собирался возглавить сам. Удар по Парфии предполагалось нанести через территорию Малой Армении{310}. Масштабы подготовки приобрели невиданный прежде характер. Были набраны и снаряжены шестнадцать легионов и 9 тысяч всадников{311}, причем шесть легионов вместе с приданными им легковооруженными солдатами и кавалерией под командованием Марка Ацилия Канина{312} были заранее отправлены зимовать поближе к будущему театру военных действий — в Аполлонию{313} и еще один легион — в Сирию{314}. Внучатый племянник Цезаря будущий основатель Римский империи Октавиан, которого диктатор хотел назначить начальником конницы, был послан в Аполлонию будто бы изучать философию, а на деле — готовиться к походу{315}. В Малую Азию переправили золото, которым собирались оплачивать расходы действующей армии{316}, в фессалийской Деметрии заготовили много оружия{317}. И, разумеется, было продумано, как управлять Римским государством, пока диктатор будет воевать{318}.