Тем не менее в 161 году, получив известие о смерти Антонина Пия и вступлении на престол соправителей Марка Аврелия и Луция Вера, парфяне напали на Армению и свергли сидевшего на троне царя Сохема, посаженного римлянами вместо парфянского ставленника царя Вагарша I, который утвердился на троне после кампании Траяна и был признан в свое время Адрианом. Вологез, горевший желанием отмстить за прежние поражения парфян, видел в этом восстановление справедливости.
Против парфян выступил наместник Каппадокии Марк Седаций Севериан{706}, в распоряжении которого был всего один легион. Севериан шел той же дорогой, что и Траян, когда подвергся неожиданному нападению превосходящих сил парфян, которыми командовал военачальник Хосрой, и отступил в Элегею. Парфяне пошли за ним, взяли Элегею в осаду, и в состоявшемся трехдневном сражении почти всех римлян перебили, а Севериан покончил жизнь самоубийством{707}. Затем Вологез захватил Эдессу, низложил римского ставленника Мануса и посадил на осроенский трон некоего Ваала{708}, о котором мы ничего не знаем. Затем парфяне двинулись на юг, переправились через Евфрат, ударили по римским отрядам, занимавшим его западный берег{709}. Наместник Сирии Аттидий Корнелиан вынужден был отступить{710}, хотя о проникновении парфян далеко вглубь римской территории речи пока не шло. Тем не менее положение складывалось критическое: местное население встречало парфян дружелюбно, и римляне стали всерьез опасаться, что оно выступит на стороне Вологеза{711}.
В Риме поняли, что надо принимать решительные меры, и в Сирию отбыл Луций Вер, чтобы взять на себя общее командование. С ним вместе отправились лучшие римские военачальники — Авидий Кассий, Стаций Приск и Марций Вер.
Были сосредоточены внушительные силы. Войска собирались отовсюду{712}. Три легиона — I легион Минервы под началом Марка Клавдия Фронтона{713}, II Вспомогательный легион, командование которым позже принял на себя Квинт Антистий Адвент{714}, и V Македонский во главе с Публием Марцием Вером{715} — пришли с Рейна и Дуная. Также в кампании участвовали частично или полностью легионы III Галльский{716}, III Августов{717}, I Вспомогательный{718}, X Парный{719} и, предположительно, II Неустрашимый Траянов{720}.
Войска, которые были в Сирии дислоцированы постоянно, находились в ужасном состоянии — они были плохо вооружены, а некоторые воины никогда не участвовали в боевых действиях и не умели толком обращаться с оружием{721}. Воевать с ними показалось Луцию Веру невозможным{722}. Крайне встревоженный, он сделал попытку решить дело путем дипломатии, но Вологез отказался вести переговоры{723}. Тогда обескураженный Вер удалился в Антиохию, где устроил свой главный штаб. Здесь, не предпринимая никаких действий, он провел лето и осень в разного рода удовольствиях, а зимовать отправился в Лаодикею{724}. Ни один из источников не говорит о его личном участии в парфянской кампании, если не считать того, что он ненадолго, как утверждается, по настоянию своего штаба, съездил к Евфрату{725}.
К счастью для Рима, у армии были и более деятельные военачальники. В условиях самоустранения от командования императора за подготовку легионов к войне взялся уроженец Сирии Авидий Кассий{726}, известный как поборник строгой дисциплины. Пока он занимался муштровкой сирийских войск, Стаций Приск в начале 163 года перешел армянскую границу, взял штурмом Артаксату{727} и, низложив Аврелия Пакора{728} (его имя указывает на римское гражданство), которого парфяне поставили править Арменией, восстановил на престоле Сохема{729}. Последнее событие зафиксировано надписью на монетах Луция Вера — REX ARMEN. DAT («царь, данный армянам»){730}. На этих монетах Сохем стоит перед Вером, который сидит на троне в императорском облачении. Власть Сохема была подкреплена римским гарнизоном, который расположился в основанном Приском вблизи Артаксаты новом городе Кайнеполисе.
После этого в течение по меньшей мере года никаких военных действий не происходило, причем западный, сирийский берег Евфрата по-прежнему оставался за парфянами. Лишь в начале 164 года Кассий предпринял активные действия, решив захватить крепости Даусару и Никефорий на противоположном, парфянском берегу{731}. Чтобы форсировать реку, был построен понтонный мост, причем весьма необычным для того времени способом — понтоны собирались в тылу, спускались на воду выше того места, где должен был появиться мост, и далее сплавлялись до нужного места. Строители моста были под постоянной защитой лучников, находившихся в башне на ближнем к чужому берегу понтоне{732}.
Переправившись через Евфрат, Кассий пошел вдоль течения на юг и после осады заставил сдаться Даусару и Никефорий{733}. Затем опять в боевых действиях последовал годичный перерыв, во время которого римляне готовились к походу вглубь парфянской территории. В начале 165 года Кассий наконец продвинулся еще дальше на юг и после кровопролитного боя захватил{734} Дура-Европос{735}. Победа была полная — парфянский полководец Хосрой бежал с поля битвы. С этого момента самая западная крепость парфян на следующие сто лет стала самой восточной крепостью римлян.
От Дура-Европос Кассий направился к Селевкии, где среди населения преобладали греки, всегда сочувствующие римлянам и встретившие их доброжелательно. В декабре 165 года был заключен какой-то договор, по которому, видимо, город должен открыться римлянам, избежав при этом штурма и разграбления, но что-то помешало его исполнить, и это послужило поводом для легионов, среди которых был III Галльский, пойти на приступ, в результате чего значительная часть Селевкии погибла в пожаре. Правда, раскопки в Селевкии свидетельствуют, что разрушения там были меньше, чем можно предположить на основании письменных источников{736}. Многие авторы, и среди них историк парфянских войн Азиний Квадрат, винят в нарушении мирного соглашения горожан, но есть и такие, кто возлагает вину за это на Кассия{737}. Возможно, нападение Кассия на Селевкию было связано с тем, что в городе уже после достижения договоренности с римлянами произошел переворот и пропарфянская партия одолела проримскую. После Селевкии римляне взяли также Ктесифон, разрушили царский дворец и многие другие здания, а его жителей обратили в рабство{738}.
Победа римлян была, казалось, полная, но тут на них свалилась неожиданная беда — в войске началась эпидемия, предположительно, оспы{739}. С каждым днем она выкашивала все больше солдат, и в конце концов оставшиеся в живых ушли из захваченных городов, побросав добычу{740}. Многие из них умерли на обратном пути{741}, а те, кто дошли до сирийских городов, принесли с собой заразу, которая быстро распространилась дальше по римскому миру и дошла до Рейна и Галлии{742}.