— Ни в коем случае, — печально смотрю на него — Не в моих правах.
— Верно, не в твоих. Допивай чай и поехали!
— Хорошо!
Почему так больно на душе сейчас?
Почему я чувствую себя так паршиво?
Почему откровенничаю с Воронцовым?
Зачем советую ему что-то сделать в будущем, если планирую убить?
Почему переживаю о его будущем, если его у него не будет?
Почему мне больно от мысли, что у него не будет будущего?
Глава 14
Кирилл
Около пяти часов я провел за рулем. Рядом на пассажирском сидении свернувшись калачиком сидела Ева. Ее взгляд был печален и меня это напрягало. Размышляя о чём-то грустном она смотрит на ночные пейзажи.
Не люблю тихих попутчиков.
Где Ева Мицкевич, которую нельзя заткнуть?
Так и уснуть можно!
— Мицкевич, расскажи что-нибудь иначе я усну! — прошу ее.
— Что именно? — спрашивает меня, покосившись лишь глазами.
— Все что угодно, — усмехаюсь — О себе. Где ты жила и что больше всего запомнилось?
— Три месяца мы с родителями жили в Европейской деревеньке Кольмар, — начинает свои рассказ и разворачивается ко мне.
— Где это?
— Франция, — отвечает мне — По утрам мы с мамой ходили в булочные, где продавались круассаны и гугельхупфы. Раз в неделю выбирались в рестораны, где всегда заказывали фуа-гра. Именно там я первый раз попробовала это блюдо. Мне нравилось его произносит из раза в раз все больше и больше. Меня уже тошнило от этого блюда, но я продолжала его заказывать, — улыбается воспоминаниям — Но больше всего я любила вечера и дни, когда у папы были выходные. Мы всей семьей гуляли по городу среди старых домиков, многочисленных архитектурных памятников и музеев. Моими любимыми местами были Церковь св. Матфея и Доминиканский монастырь.
— Не слышал об этом месте, — признаюсь честно.
Услышав, как о нем рассказывает Ева и самому захотелось побывать там. Хоть я и не любитель путешествий.
— Это своеобразный архитектурный музей под открытым небом, в котором представлены все архитектурные стили — от поздней готики, Возрождения, барокко, рококо, классицизма, ампира, эклектики, стиля модерн, до модернизма и постмодернизма. — смотрит на меня — После этого я решила стать искусствоведом или музейным работником.
— Той самой бабушкой, что гоняет посетителей музея от экспонатов? — спрашиваю, бросив на нее быстрый веселый взгляд.
— Смешно! — укоризненно произносит она, но улыбается еще шире.
В который раз убеждаюсь, что женская улыбка самая красивая.
А когда она еще и искренняя…
— Тебе бы пошло! — дразню ее.
— Очень смешно! — пытается произнести обидчивым тоном, но в первую же секунду начинается смеяться.
Звонко. Мелодично, от самого сердца.
Заразительно.
— Мой папа тоже так шутил! Говорил, что на день рождение подарит мне серую шанель! — улыбчиво продолжает Ева, — а мама говорила, что еще научит меня вязать, — после этих слов улыбка сходит с ее лица.
— Ева, все нормально? — обеспокоенно спрашиваю ее.
Ничего бл*ть не нормально!
Видно, что ей больно говорить о родителях, а с этим постоянно лезу.
Мне больше нравится, когда Ева улыбается или дразнит меня.
Хочется ее прибить в эти моменты, но каждый раз натыкаясь на ее улыбку и понимая, чем она вызвана хочется просить продолжить издеваться!
Мазохизм чистой воды, но ведь мне не больно…
Мне приятно.
Да, лучше злость видеть на ее лице, чем печаль.
— Все нормально, — произносит, закрыв глаза.
Врет.
Но кто я, чтоб уличать ее в этом?
Имею ли право?
У каждого свои скелеты.
— Хочешь я расскажу что-нибудь? — предлагаю.
— Нет, — произносит она — Я устала и хочу немного поспать.
— Как хочешь, Ева, — произношу тихо.
Всю дальнейшую дорогу Ева спит, или делает вид, что спит, и я ее не тревожу.
Зачем?
Вдруг своими словами сделаю больно?
Серьезно, Кир? Ты боишься делать кому-то больно?
Да, что с тобой?
Заехав на территорию загородного дома родителей, паркуюсь на привычном для себя месте и пару секунд сижу в тишине.
Во что я ввязался?
Зачем?
Зачем втянул Еву?