Интересно, как долго он здесь пролежит? Пока не сгниет? Пока его не найдут лесные падальщики? Или первым все-таки окажется случайный путник?
Нет, это вряд ли. Кеннис выбрал для ритуала самую глухую чащобу. Сюда никто никогда не забредает.
Солнце село и снова поднялось. И снова. И снова. Кеннис лежал все на том же месте. Его тело не разлагалось, и падальщики тоже его почему-то не трогали. Даже могильные черви.
Закончилась осенняя сушь и начался сезон зимних дождей. Кенниса все сильнее покрывала листва. На оскверненной кровью почве проросла новая трава и поднялись ростки молодых деревьев. Старый баньян не оправился, но его место заняли другие.
А Кеннис все лежал. Он не очень-то замечал, как бежит время. Осознавал, что минул целый год, но ему почему-то было все равно.
Единственной мыслью, что иногда все же беспокоила, была мысль о Тварьке. Интересно, какой смертью сдох этот тупой василиск? В том, что без хозяина он сдох очень быстро, Кеннис не сомневался.
- А Тварька правда сдох? – огорчился Бельзедор. – Жаль, я к нему уже привык.
- А судьба Кенниса тебя вообще не волнует? – упрекнул Янгфанхофен. – Слушай дальше.
О том, что Тварька жив и нашел хозяина, Кеннис узнал, когда ему на грудь шлепнулась птица. Следом с довольным клекотом запрыгнул василиск и принялся рвать еще теплую тушку.
Кеннис почуял кровь. Его ноздри раздулись... раздулись?.. Он год лежал, отличаясь от обычного трупа только присутствием сознания, но теперь его оросила кровь... и в этом трупе что-то пробудилось. Пальцы шевельнулись, глаза повернулись в орбитах. Очень медленно, даже с каким-то скрипом Кеннис уселся – и Тварька гневно закричал.
Губы Кенниса медленно разомкнулись. Он попытался что-нибудь сказать, но из глотки вырвался только свист. Оказалось, что речь без дыхания – это очень сложно.
А от изорванной Тварькой птицы шел удивительно сладкий, манящий запах. Кеннис сам не понял, в какой момент схватил ее, поднес ко рту и втянул кровь... прану. Он выпил кровь, но удовольствие ему принесла прана. Он это почувствовал.
- Спхрр... спасххр... – выдавил он, усилием воли качая воздух мертвыми легкими. – Спахрсибо, Твррька...
Крови в птице было очень мало. И энергии в ней было мало. Ее хватило только на то, чтобы заставить этот труп снова двигаться – но он по-прежнему был очень слаб. Чувствуя себя немощным и больным, Кеннис поволок свою оболочку к хижине. Он надеялся, что ее никто не нашел за год.
Тварька потащился следом. Судя по тому, как он отощал, повязку ему удалось содрать далеко не сразу. Интересно, как он вообще это сумел?
Хотя... жрать захочешь – и не такое сумеешь. До этого-то Тварька мог рассчитывать только на падаль. Слепой и лишенный яда василиск... чудо, что он вообще выжил.
Кеннис взял Тварьку на руки и поплелся через лес. Тот в кои-то веки не попытался его убить. Во-первых, он тоже ослаб за этот год, а во-вторых... кажется, он перестал воспринимать Кенниса как живое существо.
Василиски стремятся превращать живое в мертвое, это заложено в их природе. К трупам они равнодушны.
Кеннис подошел к тому самому ручью, у которого двадцать лет назад встретился со старичиной Дзо. В текущей воде отразился Тварька, который мгновенно зажмурился.
Василиски инстинктивно не смотрят в воду. Иначе они гибли бы на первом же водопое.
Но отраженный Тварька как будто висел в воздухе. Сам Кеннис в воде не отражался. Как странно.
И не только он, но и остатки одежды. За год туника и повязка наполовину истлели, да и служанки Совиты в свое время сильно их изодрали, но какие-то клочья на Кеннисе еще висели.
- Ладно, - пожал плечами Кеннис, решив заняться этим вопросом позже.
И шагнул через ручей... попытался шагнуть. Ноги отказывались идти вперед. Внутри засело непонятное отвращение к текущей воде. И кожу по-прежнему пекло так, как никогда не пекло при жизни. Жгло почти что огнем.
Но хижина была на другом берегу. Кеннис немного походил вдоль ручья, попытался вспомнить, нет ли где-нибудь через него моста... но его не было, конечно. Зачем мост через канаву глубиной в локоть, которую можно перемахнуть одним широким шагом?
Можно попробовать мост сделать. Или все-таки преодолеть этот непонятно откуда взявшийся страх. Кеннис зажмурился покрепче, разбежался... и в последний момент замер.