Крестьяне умудренно кивали. Разумные вещи говорил жрец, правильные.
Ну и пошел жрец своими глазами посмотреть, что там Люгоша начудил. Пришел во двор Астороши — а Люгоша лежит себе на сеновале в старой рубахе, да и не делает ничего. Как обычно все, никаких сюрпризов.
Только родители егойные сразу выбежали, да жреца в дом позвали.
А в доме-то… ох и выпучились у жреца глаза-то! Все в золоте да серебре, лавки сплошь самоцветами усыпаны, вместо самовара — гремлинская машина хитрая, и даже у кота шерсть золотая. И на столе громоздится всякое — тут тебе и фрукты южные, и сласти разноцветные, и бутыли пыльные с винами старыми.
— Во дела… — только и протянул жрец. — Космодан милосердный, что ж тут содеялось-то?
Ну Астороша с Милавой ему про все и рассказали. Пришел Люгоша с лесу-то, а за ним — хворост. Сам идет. Целая армия хвороста, в снопы увязанного. За домом, вон, целая груда его, все посадки завалены.
— И, грит, теперь все, что пожелает — тут же и исполнится, — поделился опасливо Астороша. — И пока, вон, исполнялось.
Жрец похолодел. Выглянул в окно, на сеновал, от которого теперь словно холодом веяло, погладил бороду и спросил, голос понизив:
— А отчего оно так — не сказывал? Может, нашел в лесу чего?
— Фазана спас, грит. Волшебного, говорящего.
— Ишь ты как. Волшебник, фазан-то? Или фея, может?
— Да поди знай. Мы-то его не видали.
— А желанья как исполняются?
— Да вот — просто велит Люгоша чего, да так сразу и делается. Как скажет, так и будет. Но он не всегда ладно говорит, так не всегда ладно и исполняются.
— Превратное исполнение… — помрачнел жрец. — А часто ли так?
— Часто, — сказала под ним скамья.
Жрец аж подпрыгнул. Скамья переступила с ножки на ножку и пожалилась, что вот, еще вчера обычной скамьей была, горя не знала. А потом поленился Люгоша от сеновала к столу пешком ходить, так и велел ей ожить, на себе его носить. Ну она теперь и живая.
— Делать-то чего теперь? — спросил Астороша. — Люгоша-то плохого не сделает, только по дурости если.
Жрец почесал в затылке, опасаясь снова сесть на скамью. По дурости-то тоже много чего наворотить можно, особенно когда силища теперь такая.
Но тут явно не для приходского жреца задача. Он что, окормляет просто три деревеньки, да и весь с него спрос. А тут не меньше чем епископа спрашивать нужно.
— Я епископу отпишу, — решил жрец. — И волшебнику королевскому.
— Так то дело небыстрое. А нам-то чего до того делать?
— Да что вчера делали, то и дальше делайте. Люгошу не сердите, да приглядывайте.
А тут как раз Люгоша в дверь и сунулся. Выспался наконец. И то, тут любой выспится, когда с вечера до утра спать, а потом еще часов семь. Уселся лодырь за стол, подвинул к себе хозяйским жестом кадку с мочеными огурцами, да и принялся их уписывать.
— Мир тебе, твое благословение, — почтительно поздоровался он со жрецом. — Огурцов хочешь?
— Да я уж ухожу, — отказался жрец. — Спасибо, Люгоша. Береги себя.
Вернулся он в храм, написал письма епископу, да волшебнику, да еще и самому королю, отослал с нарочным и стал ответа ждать. Но сколько дожидаться, не ведал, потому как Марюлия держава хоть и невеликая, но все-таки и не клочок земли. Пока-то доберется дядька Трухей на своей лошаденке до столицы, пока-то передаст послания по назначению, пока-то прочтут их, пока-то решение какое примут — тут и целая луна пройти может, а то больше. Да и то ведь сначала, верно, просто человечка какого пришлют — проверить, так ли все, не сочинил ли чего сдуру деревенский жрец, не соскучился ли в еловой глуши.
А Люгоша тоже даром времени не терял — все на сеновале полеживал, да мысли всякие думал. Мечтал, что вот кабы стоял здесь мост хрустальный, да прямо к соседней деревне, то все бы по тому мосту и ходили. А то вот жрец пришел в гости, так ведь по дороге пришел, по земле, ну и грязь всю собрал, а он старый уже.
Только нету моста, и не построит его никто, так и нечего о том думать… хотя не.
— Властью пестрого фазана, пусть мост хрустальный построится отсель и прямо до Кильдяшей, прямо к храму! — велел он.
Ух и протянулся же сразу мосток-то! Вылез из земли — и ну расти, ну ползти! Длиииииииинный!.. и-их!..
Люгоша хотел сам по нему и пройти первым, но оказалось, что по хрусталю ходить неловко. Раз шагнул — упал. Два шагнул — упал. На третий ступать уж не стал, побоялся в третий раз упасть.