Пари Барнби
Барнби перестал мечтать после пари с Курасо. Если за двадцать лет его пульс не прыгнет выше 100 ударов в минуту, старый пират высвободит узника из ущербного тела и заберет с отсталой планеты. Это было коварное предложение, поскольку жить без сердечных всплесков в эмоциональных телах людей представлялось почти невозможным.
Печальная доля ссыльного бедолаги осложнилась тяжелой и редкой болезнью. Последние десять лет Барнби - по документам тридцатилетний электрик Сильвио Компани - страдал активной формой чегуйского рака. С виду он был в норме, но несколько раз в день в правой или левой коленной чашечке простреливала сумасшедшая боль, словно в коленку действительно стреляли, причем разрывной пулей. Приступ длился от трех до семнадцати секунд, сопровождался кровоточащими разрывами кожного покрова и спорадическими костяными выростами. Барнби знал, что если компаньон не заберет его к сроку, то после забирать будет нечего.
Неудачливый контрабандист подозревал, что чегуйский рак – дело рук старого шулера Курасо, который никогда не умел играть честно. За последние тридцать лет они виделись лишь дважды. Первый раз, когда заключали пари. Тогда земному Барнби было всего десять и с тех пор парнишка научился жить с ограниченным включением в эмоциональную составляющую человеческого бытия. И второй раз, незадолго до появления первых признаков редкой онкологии. Тогда Барнби уже было двадцать и он отлично натренировал тело и душу к тому, чтобы не влюбляться в ногастых девиц с очаровательно круглыми жопами.
Вероятней всего, Курасо почуял близость проигрыша, а потому решил извести противника жуткими страданиями, предложив распить чудесный розовый коктейль по-нануйски как «в старые добрые времена». Сейчас, валяясь на пляже под полуденным солнцем, Барнби ни секунду не сомневался, что коварный пират подсыпал в креветочный напиток редкие концерагены. Первое время боли сопровождались безумными скачками показаний пульсометра. Казалось, развязка его жизни уже за дверью, но два вдоха, выдох и несколько медитативных приемов, в конце концов, усмиряли сердце, как послушного котенка.
Барнби научился жить жизнью хладнокровного киллера, за исключением того, что он никого не убивал. По крайнее мере в шкуре электрика Компани. Межгалактический комитет по исправительным учреждениям затащил его грешную душонку в довольно смазливое тело, что разумеется причиняло свои неудобства. С вступлением в возраст брачных игр Барнби постоянно строили глазки соблазнительные самки, которые одевались ровно так, чтобы воспламенить в чреслах самца гормональный приступ со всем вытекающим поведением. На условные сигналы с призывом к спариванию тело электрика Сильвио реагировало мгновенно, но медитативная техника, два вдоха, выдох помогали и здесь.
После заключения пари Барнби перестал составлять звездные карты и прокладывать любимые маршруты по памяти, поскольку это запускало в голове каскад воспоминаний, от которых сердце превращалось в неуправляемого скакуна. Здесь уже всякая медитация оказывалась бессильна. Тяга к прошлому усиливала ощущение заточения в чужом мире, где гравитация все прибивала к земле пудовыми гвоздями. Все на этой планете ползало, зарывшись мордой в грязь: люди, лошади, еноты, автомобили, поезда…. Когда в памяти приоткрывается безграничье вселенной, когда оглядываясь, ощущаешь дыхание свежевзорванных сверхновых, когда тебя обдает прохладным жаром планетарных туманностей - пребывание в теле человека становится невыносимой пыткой. Память о прошлом не давала окончательно скиснуть, хотя воспоминания эти одновременно сводили с ума.
Барнби перестал что-либо делать для души, ибо земные занятия и сам образ жизни представлялись ему настолько удручающими и бессмысленными, что для добровольного их принятия ему бы потребовалось вколоть в себя полтора килограмма опиата. Все, что он мог делать – это созерцать. Все, что он мог – это делать работу электрика, приходить домой, включать ящик и устраиваться рядом с открытым окном в тесной квартирке на пятнадцатом этаже социального дома. Он редко обращал внимание на экранное мельтешение. Тоскливые глаза смотрели на звездные маяки в черноте космоса. Когда пульсометр на руке угрожающе пикал, он закрывал глаза и пытался в уме высчитать напряженность магнитного поля маячного пульсара IGR J18245-2452 по данным, собранным им незадолго до ареста. Человеческий мозг вполне справлялся с такими вычислениями. Расчеты отлично сбивали хандру и гнали прочь жгучую ностальгию.
В двадцать пять, прожив пресную и неинтересную жизнь, полную созерцания и не густую событиями, он накопил достаточно денег, чтобы больше не работать до условленного дня завершения пари.