- Отец, - я затянул в палату и улыбнулся. Папа полусидя на кровати изучал что-то в компьютере, - к тебе можно?
- Макс? - он поднял на меня удивленный взгляд. - Ты же вчера вроде заглядывал. Что-то случилось?
- Нет, ничего не случилось, - на сердце царапнули кошки: неужели папа настолько не рад меня видеть? А вот каждый раз, когда приходит Настя, он тут же светится, как новенькая лампочка. - Просто решил заглянуть. Что делаешь?
- А-а-а, ничего серьезного, - он махнул рукой и резким движением закрыл ноут. - Как дела на работе?
Да уж. Не «Макс, как настроение?», «Макс, что нового?». Только о работе и может спрашивать.
- На работе все хорошо, - сухо ответил я. И зачем только пришел? Знал же, что так и будет. - Сегодня заключили контракт с одним крупным клиентом.
Про историю с Иванчуком я благоразумно промолчал. Оставалось надеяться, что этого неуемного убедил наш цирк.
- А Настенька как? Справляется? Ее никто не обижает? - его голос заметно потеплел, и я вновь почувствовал раздражение. И чем его только зацепила эта девчонка? Впрочем, сам хорош.
- Настя молодец, - я тоже улыбнулся. - Справляется, крутится, как белка в колесе. Теперь почти не отличить от обитателей вашего серпентария.
- Нашего серпентария? - удивился отец. - Ты про КьюМедиа?
- Про весь бизнес-центр, - пояснил я. - Ходят все такие важные, надутые. А по факту - клерки.
- Началось, - он закатил глаза. - Эту занимательную историю про то, как ты относишься к офисной жизни, я уже сотню раз слышал. Избавь меня, пожалуйста, от этого.
- Нет-нет, - мне не хотелось ругаться с отцом. Я едва ли не впервые почувствовал, что колючки, которые по привычки высовывались едва мне стоило услышать его голос, вжались внутрь. И каждое его недовольное мной слово вновь причиняло боль, как в детстве. Усмехнулся, - Меня теперь тоже от них не отличить, но я и не против. Мне нравится то, чем я сейчас занимаюсь, если честно.
В палате наступила тишина. Отец смотрел на меня испытующим взглядом, будто бы не верил в то, что это говорю я. Я - ярый противник клерков и прочего офисного сброда. Я - который никогда не понимал, зачем просиживать брюки за неудобным столом, если все то же самое можно делать дома. Я - тысячу раз говоривший, что срать я хотел на весь бизнес отца и ту империю, что он возводил.
- Правда нравится? - неуверенно переспросил отец недоверчиво.
- Правда, - я присел на стул для посетителей.
- Это хорошо, - тихо пробормотал отец, все еще не отводя глаз. - Ты будешь мне помогать, когда я выздоровлю?
- Ты только побыстрее выздоравливай, - по-доброму усмехнулся я. - А то чем дольше болеешь, тем выше риск того, что желание пропадет.
- Никаких пропадет, - хрипло засмеялся отец. - Я теперь с тебя не слезу.
- Звучит угрожающе.
- Твоя мать звонила, - неожиданно произнес он, - спрашивала, не переписал ли я завещание.
– Да она в своем репертуаре, – буркнул я.
– Это точно… - папа прищурился. - Про тебя еще спрашивала.
– У меня нет завещания, с чего бы? – нахмурился я. Мать про мою персону вспоминала стабильно раз в год, осенью. Чем было связано это обострение материнской любви я не знал, но подозревал, что после жаркого лета с любовниками иностранных мастей к ней возвращался разум. Ну или нападала осенняя хандра. Хотя какая может быть осенняя ханра, если все, чем ты занимаешься – мотаешься по заграницам с целью найти кого побогаче. И как только отец – такой спокойный и рассудительный трудоголик – на нее клюнул?
– Спрашивала, не собираешься ли ты жениться, – чему-то усмехнулся отец.
– Не собираюсь, – резко ответил я, – а что, ей внуков понянчить захотелось?
– Скорее, она беспокоится, что придется мое завещание еще и с твоей супругой делить.
– Пап! – я раздраженно поморщился. – Мне неприятно слышать о каких-то там завещаниях, вот вообще.
И это была чистая правда. Как бы часто мы с отцом ни ругались, я никогда не думал о его смерти как о чем-то позитивном. Наоборот, все внутри переворачивалось и сжималось.
– Да я еще и тебя переживу, – рассмеялся отец. – Я к тому клоню, что она скоро может возникнуть на горизонте. Может, попробуешь наладить с ней отношения?
– Нет желания, – я пожал плечами. Эта женщина множество раз пыталась идти на контакт, и лет так до двадцати я и правда давал ей эту возможность. Но постоянно оставался у разбитого корыта, как в небезызвестной сказке. Чувствовал себя надоевшей игрушкой. Она приезжала в столицу, одаривала дорогими презентами, начиная с новомодного смартфона и заканчивая поездками на какие-нибудь дорогие курорты. Знакомила с новым ухажером, приговаривала шепотом: «Ну этот-то точно моя судьба!». А потом… пропадала. Без предупреждения, смсок, звонков. Я переставал для нее существовать на следующие триста шестьдесят пять дней.