Говорила и читала я по-английски почти свободно, а вот на слух воспринимала хуже, особенно тихую или быструю речь. Сергей спросил что-то про вай-фай и про балкон, Милица ответила: мол, ваша девушка уже нашла. Я убрала ноги с перил и сцепила зубы. Как будто специально сидела и подслушивала. Они заговорили тише, потом рассмеялись. Я уже не разбирала ни слова, но чувствовала себя крайне паршиво. Ощущение было таким, будто смеялись надо мной. Уж больно ядовито прозвучало это «your girl». Да ясно, мол, никакая она не твоя девушка, раз вы врозь живете и по отдельности платите.
Так, Настя, спокойно. Ты и правда не его девушка, так что нечего тут. И смеются не над тобой. У тебя что, внеплановый ПМС? Чего тебя плющит-то так?
Сергей заглянул на балкон, попросил разрешения присесть, и я уже убрала было ноги со второго стула, но вдруг ляпнула, неожиданно для себя:
— А ты не можешь подождать немного? Пока я не уйду?
Он пожал плечами и ушел, а мне захотелось надавать себе по морде.
Идиотка!
Закрыла ноут и смотрела на море, пока не услышала, как открылась и захлопнулась дверь его комнаты. Достала из холодильника бутылку вина и пошла просить прощения. Мы сидели на балконе, пили вино и молчали. И этот его «мир» нисколько меня не обманул. Он стоически терпел мое дурное настроение весь день, но терпение лопнуло.
Потом я сидела на балконе еще долго. Одна. Давно опустилась ночь. Допив все, что оставалось в бутылке, я подумала, устало, почти безразлично:
Может, Настя, ты боишься, что он тебе все-таки понравится и проиграешь пари? Может, он тебе уже нравится, поэтому ты так и бесишься?
— Не спится?
Сергей стоял в холле, глядя на меня. Я покачала головой.
— Мне тоже. Пойду прогуляюсь немного.
Шаги стихли внизу, а меня вдруг что-то словно подтолкнуло. Вскочила, кинулась в комнату и выглянула в окно, откуда был виден сад и лестница, ведущая вверх, к улице.
Никого. Он не смог бы подняться так быстро.
Значит, и не поднимался.
Ну что ж, Настя, ты сама себе злобная буратина. Проглоти это и живи дальше.
14
Сергей
И снова меня разбудил стук в дверь. Сквозь сон показалось, это Настя зовет идти на море, но сообразил, что сейчас не день, а утро. Часы в телефоне показывали половину девятого. Это во сколько же я вернулся? В час? Или позже?
Ощущение было похоже на похмелье, только не физическое. Бывают ситуации, когда как ни поступи, все равно окажешься мудаком.
— Сереж, завтрак готов, — крикнула Настя.
— Десять минут, — отозвался я, выбираясь из-под простыни.
Мы не договаривались об очередности, но, видимо, она сегодня добровольно взяла на себя обязанности повара. Чувствуя вину?
Глупости все это. Какая там вина? Люди до визга предсказуемы и банальны. Даже у сумасшедших есть своя логика. Если поведение кажется странным, ты просто не знаешь причины. Наверняка и Настино имело свое объяснение. Не обязательно «тупая истеричка». У меня было несколько вариантов, но наиболее правдоподобным выглядело то, что она собиралась в отпуск вовсе не с подругой. Поссорилась или разошлась с парнем, сгоряча назло ему решила поехать с первым попавшимся. Но не рассчитала силы. И хотелось бы сделать хорошую мину при плохой игре, а не выходит. Потому что я не он. Тут хоть на уши встань, а все равно будешь раздражать.
Быстро оделся, умылся. Зачем-то выглянул в окно. Милица, как и вчера утром, подметала двор. Видимо, почувствовала взгляд, подняла голову, улыбнулась нервно. Отвернулась.
Нормально, что тут скажешь.
Настя уже накрывала на стол — маленький, круглый, на котором мало что помещалось. Поставила передо мной тарелку с глазуньей, другую — с нарезкой сыра и колбасы. Кое-как пристроила корзиночку с хлебом, блюдце с кирпичиком масла. Налила соку и кофе.
— А ты что? — возмутился я.
Насыпав в миску хлопьев из коробки, Настя залила их молоком, села напротив.
— Я так привыкла. Овсянка и кофе.
— Я прямо чувствую себя каким-то обжорой. Робин-Бобин…
— Барабек, — подхватила она. — Скушал сорок человек. Папа мой иллюстрировал переиздание. Он художник, детские книги оформляет. И такой там у него получился колоритный Робин-Бобин.
Она говорила и улыбалась, но улыбка выглядела как приклеенная.
— Собирайся, — сказал я, когда мы закончили. — Посуду пока помою.
Она упорхнула в ванную, а я мыл тарелки, ставил их в сушилку и думал о том, что поговорить все-таки придется. И прикидывал возможные варианты разговора. Но вышло все совсем не так, как рассчитывал.