Сегодня ему на растерзание отдали невысокую худенькую стажерку в великоватом ей поварском колпаке, из-под которого выглядывала тугая длинная коса светло-русого цвета. Девчонка сосредоточенно смотрела на новоиспеченного босса круглыми темно-карими глазами, как у того самого олененка из мультфильма, затаив дыхание, внимала каждому слову Петра и разве что не конспектировала его эмоциональную речь, щедро сдобренную непечатными конструкциями. И все вроде бы напоминало обычный день в дурдоме, если бы не шестое чувство. Тихо нашептывавшее, что всех нас ждет коварный такой, большой подвох.
– Господин шеф-повар, – от высокопарного обращения Петьку перекосило, ну а я сдавленно хрюкнула, сдерживая подступающий смех. – А теперь говорить можно?
– Можно, – великодушно разрешил поварских ножей начальник, сковородок командир, зря посчитав миссию по воспитанию подчиненной выполненной.
– У вас бульон того. Сбежал, – и, уж не знаю, имела ли девчонка какое-то отношение к произошедшей диверсии, но улыбка стажерки была далека от невинной примерно настолько, насколько я – от балета.
Не дожидаясь, пока Петр зайдет на новый виток оскорблений, я вышла в зал к клиентам. Насвистывая веселый мотивчик и гадая, неужели нашелся достойный кандидат, способный выдержать Назарова дольше двух недель. И та же самая пресловутая интуиция подсказывала, что на этот раз ставки явно не в пользу зловредного шефа.
– Здравствуйте, меня зовут Виктория, и сегодня я буду вас обслуживать, – за барной стойкой разместился светловолосый парень, в пику эпохе гаджетов и электронных приложений разгадывавший самый обычный кроссворд. На серой бумаге в самой обычной газете.
Умилилась такому чуду, записав достаточно скромный заказ, и удалилась исполнять пожелания посетителей. К своему удивлению, обнаружив, что на кухне воцарилась тишина. И непримиримые поначалу враги вполне слаженно работают в четыре руки, изредка переругиваясь. Но это ведь мелочь, правда?
– Я обычно так не делаю, но… – я растворилась в доведенных до автоматизма механических движениях, не сразу поняв, чего от меня хотят. Исподлобья пялилась на того самого клиента с газетой в руках, складывая разрозненные буквы в слова. Так, что медленно краснеющему парню пришлось повторить заданный минутой ранее вопрос: – я могу попросить твой номер телефона?
________
*[1] – Гордон Рамзи – знаменитый британский шеф-повар, чьи рестораны удостоены 16 звезд Мишлен. Ведущий известного кулинарного реалити-шоу.
Глава 8
Егор
Рубашка. Черная. И джинсы. Пусть хоть выгоняют, Егору было все равно. Он согласился на прием в честь дня рождения кого-то из деловых партнеров отца с боем. Скрипел зубами и наотрез отказывался надевать что-то торжественное, искренне ненавидя галстуки, бабочки и фраки. И не то чтобы парень чувствовал себя чужим в атмосфере лоска и богатства, но такие вечеринки навевали на него смертную скуку. Заставляли зевать и считать минуты до того момента, когда можно будет встать и по-английски испариться.
Окинув беглым взглядом черно-белую толпу, блондин с изрядным облегчением выхватил из нее знакомую фигуру товарища, одетого так же небрежно, как и сам Потап. Пестрой гавайской рубашкой и бриджами Веселовский явно демонстрировал, что просто проходил мимо и не планировал заскочить на огонек. Егор незаметно приблизился к другу, стащив из тарелки последнего канапе и отправив в рот шпажку с сыром, клубникой и виноградиной, брызнувшей Пашке прямо на воротник.
– Явился, – недружелюбно буркнул шатен, пытаясь смахнуть с ткани фиолетовые капли, а вместо этого только сильнее размазывая пятно. Отчаявшись, Веселовский шумно выдохнул, про себя вспомнив пару египетских казней, и с гаденькой улыбкой поинтересовался: – ну и как успехи на ниве соблазнения недотроги?
– По плану, – теперь настала очередь Потапова хмуриться и раздумывать, куда послать не в меру язвительного товарища. То ли в баню, то ли на деревню к дедушке. Без указания точного адреса, разумеется.
– Тик-так, тик-так, время-то идет, – не унимался Пашка, откровенно измываясь над кипятящимся Егором и не испытывая по этому поводу никаких угрызений совести. Либо спящей беспробудным сном, либо выброшенной за ненадобностью.