– Никогда Не смей! Поднимать! На меня! Руку! Поняла?! – рычит с угрожающими интонациями.
Я напугана и деморализована. Открытая агрессия выбирает почву из-под ног.
Не могу ответить ни «да», ни «нет».
Шок разрастается. Ведь до последнего момента я наивно верю – внутри предателя и мерзавца еще не до конца умер тот трепетный парень, который клялся любить меня в юности и до старости. Когда-то же он был другим?
Или миф?
Теперь я вижу лишь монстра, у которого нет границ. Нет рамок. Нет души. Нет чувств.
Все стерто. Ничего не осталось.
И он это доказывает. Резко хватает меня одной рукой за запястье, сжимая до онемения и выкручивая его, второй за шею, фиксируя. Дергает и переворачивает. Бросает на стиральную машину животом и вдавливает в неё.
Пока я пинаюсь и, не обращая внимания на заломленные назад руки, извиваюсь, задирает на голову халат. Цепляет резинку штанов и…
Что есть мочи выворачиваю шею и кусаю его за руку.
Не думая.
Желая грызть в ответ, раз иного не могу.
Зубы продирают кожу, во рту появляется металлический вкус. А я жму сильнее.
Знаю, это предел.
Мой.
Но и его.
Больше он не сдержится, через секунду меня настигнет удар. Мощный. Злой. Не факт, что я его переживу.
***
Что может быть страшнее изнасилования собственным мужем, впавшим в безумство и напрочь потерявшим ориентиры?
Кровь.
Кровь родного ребенка на руках.
– Лекс, пожалуйста, давай я все-таки вызову скорую? Вдруг сотрясение?
– Мам, не нервничай. Ничего страшного не произошло.
– У тебя кровотечение.
– Всего лишь нос. В спаррингах и не так прилетает, знаешь же.
Знаю. Каждый раз, когда сына вызывают на ковер для боя, смотрю на это дело с содроганием. Ладони леденеют, подмышки потеют, кислород застревает в глотке и с болью попадает в легкие, а глаза постоянно находятся на мокром месте.
А уж когда начинаются атаки, уклонения, серии ударов руками, вертушки ногами… мрак.
Мне дико, до ужаса страшно за ребенка. И пусть он выше меня ростом и шире в плечах, это совершенно ничего не меняет. Его боль – моя боль.
Вот и сейчас Алешка сидит на стуле в кухне совершенно спокойный внешне и четко уверенный в том, что делать. Он точно знает, какую позу принять, как склонить голову, чтобы остановить кровотечение, куда приложить ледяной компресс и на какое время вставить в носовые каналы марлевые тампоны, смоченные перекисью.
У меня же руки ходуном ходят. Действую на автомате.
Стресс, который испытала в тот момент, когда Сергей со всего маха ударил сына за то, что тот ему помешал надо мной надругаться, оттащил и принял злость на себя, никак не проходит. В глазах печет, голова гудит, жутко тошнит.
Больной ублюдок.
Отбитый напрочь.
И то, что спустя пару минут он одумался, побледнел и бросился к Лексу извиняться – уже ничего не меняет. Монстр совершил преступление, потому что захотел.
Никак иначе.
Никаких сиропных оправданий.
Он настолько слетел с катушек, что, не задумываясь, выпустил агрессию из-под контроля. Сначала в мою сторону, потом в сторону ребенка. Самолично назначил себя вершителем судеб, будто имеет на то право.
– Сейчас мазью обработаю, – озвучиваю вердикт, рассматривая кровавые слегка припухшие черкотины на скуле – след от кольца на пальце Кирова. Кулак мужа пролетел по касательной. Ободрал кожу на лице сына и разбил нос. – Завтра, наверное, уже синяк будет.
– Раны украшают мужчин, мам, – шутит мой ангел, обозначая улыбку одним краешком губ. – Но не девочек.
Произнеся это, хмурится, перехватывает мазь и сам бережно обрабатывает теперь уже мои боевые раны – синяки на запястьях и предплечьях.
Киров, урод, постарался на славу.
На секунду прикрываю глаза, чтобы взять себя в руки.
В этот момент Алешка однозначно сильнее меня. Его самообладание за гранью понимания. Жесткий самоконтроль. Терпение. Выносливость.
И, к счастью, ни капли схожести со вспыльчивостью Кирова.
К великому счастью.
Он даже в поступках взрослее папаши.
– Почему ты не дал ему сдачи? – уточняю, пока выбрасываю в мусорное ведро использованные ватные диски и убираю в шкаф аптечку.
Алексей мог бы удивить отца своими способностями бить по роже – тут нет сомнений. Он – боец, и его награды – не подарок за красивые глаза, хотя за них тоже можно их давать – он у меня красивый. Медали заслужены.
– Я же – тхэквондист, мам, – отвечает сын ровно, но, считывая непонимание в моем лице, добавляет, – забыла, наше боевое искусство призвано защищать от агрессии, а не наоборот? Помнишь, я тебе о пяти принципах рассказывал?