– Почему?
Вопрос произношу почти беззвучно, голос пропадает. Взгляд сам собой опускается на его губы и скользит обратно. Я падаю в пропасть, когда смотрю в серые глаза. Лечу вниз с непостижимой высоты.
– Из-за тебя, Лесь. Ты как лучик солнца, появилась и зажгла во мне то чувство, которое, как я думал, угасло насовсем. Оживила душу и тянешь к себе магнитом. Я прекрасно понимаю, что всё происходит слишком быстро, странно, непросто. Наверное, я даже тебя пугаю дикой активностью, но иначе, прости, не могу. Потому что абсолютно точно знаю, чего хочу.
– И чего же?
– Идти вперед по жизни вместе с тобой. Держать за руку, оберегать, заботиться, любить. Тебя. Ту женщину, которая вновь подарила мне веру в будущее. Никаких игр, Олесь. Я хочу быть только с тобой.
Глава 30
ОЛЕСЯ
…ничего не успеваю ни подумать, ни понять. Удивление сменяется куда более серьезными эмоциями, которые не заставляют себя долго ждать вместе с новым прикосновением Романа.
Он моментально ловит мою заминку, а, может, что-то считывает по лицу, потому что повторно подается вперед, обхватывает пятерней затылок и тянет к себе навстречу.
Происходит взрыв.
Извержение вулкана.
Или что-то ещё не менее мощное…
Последнее, что вижу, прежде чем глаза закрываются, плечи Романа. Широкие, мускулистые и крепкие на ощупь, потому что, оказывается, я успеваю коснуться их пальцами…
Ах, как давно хотела…
И всё. Акцент смещается. Уходит выше – к губам, настойчивым и мягким одновременно. К щетине, что царапает кожу. К языку, который беспринципно и нагло вторгается в мой рот, вынося прочь разумные доводы и показывая, какой сокрушительный огонь таится под видимой сдержанностью мужчины.
Меня целуют.
Страстно и жадно. Трепетно и властно. Собственнически.
Обводят контуры губ, захватывают в плен. Толкаются вперед языком, находят мой и втягивают в игру. Кружа и лаская, уверенно и легко вызывают в теле ответную реакцию…
Шумно выдохнув, смаргиваю видение и возвращаюсь в настоящее. Разжимаю побелевшие от напряжения пальцы и отталкиваюсь от раковины, в которую вцепилась, вновь переживая шквал эмоций, вызванных одним единственным поцелуем.
Вглядываюсь в свое отражение в зеркале, и помимо аккуратного вечернего макияжа отмечаю и нежный румянец на щеках, и поволоку во взгляде, и влажные губы, которые успела облизать, будто вновь желая вспомнить дурманящий вкус поцелуя Зотова, и слегка сбившееся дыхание.
Вот это меня вчера шарахнуло чувственностью! Приложило, так приложило. Даже сегодня, спустя сутки, аукается.
То спазмы внизу живота простреливают, отчего внутренности в комок сжимаются, то кружево бюстгальтера начинает дико раздражать нежную кожу груди, то колкие мурашки заставляют ерзать и сводить вместе лопатки.
– Фух, жарковато! – шепчу на грани слышимости, вновь окунаясь в воспоминания и удивляясь, как наши дети ничего не заметили.
Мне казалось, между мной и Романом вчера таким фейерверком искрило, фиг пропустишь. И сыновья это непременно уловят. Отругают, обидятся, разозлятся.
Сделают хоть что-то.
Но нет.
Ничего.
И ладно Ванюшка, маленький, тут без вопросов. Был занят рыбалкой и все проморгал.
Но Лекс-то?! Мой наблюдательный Лекс, не мог ослепнуть! У него на меня с рождения внутренние радары настроены. Чего стоит то, что он в несусветную для него рань пару недель назад проснулся, почувствовав опасность, исходящую от отца, и пришел на помощь.
А вчера про Романа ни слова не сказал. Почему?
Не захотел или…
Черт! В последний момент одергиваю руку, которой чуть не заряжаю себе по лбу.
Вот же балда несообразительная!
Он сказал. Сказал! Точнее, сделал… только я не поняла. Тогда. Зато сейчас…
Ну да, правильно, не всем дано открыто и явно выражать свои мысли. Некоторые пытаются говорить поступками.
Вот и Лекс сделал так. После того, как мы с Романом друг от друга оторвались, а мальчишки с аттракциона вернулись, Алешка нас всех на колесо обозрения потащил. В закрытую кабинку.
И вроде бы что такого?
Да только он, прекрасно зная мой страх высоты, всегда сам меня за руку во время «поездки» по кругу держал. А вчера это значимое дело Роману доверил. Попросил быть рядом и не отпускать. А сам малышом Зотовым занялся. Придерживал и нахваливал того, называя храбрым малым.