Ух, и бумаг у нее с собой, мама не горюй!
Ерёменко слушает внимательно, хотя по непроницаемому лицу разобрать, что обо всем услышанном думает, невозможно. Однако, стоит признать, что и скепсиса там нет.
Он и в документы внимательно вчитывается, и предположения Ирины о преступной составляющей бизнеса Кирова, как ерунду, не отметает, а еще по ходу делает пометки в вынутом из папки блокноте.
– По всему выходит, что ваш бывший – вор, преступник и абьюзер, – выдает он неожиданно в итоге.
– Еще не бывший, – вношу поправку.
Но Егор Семёныч отмахивается:
– Ненадолго. Фактов для возбуждения уголовного дела предостаточно, потому никакие отсрочки уже действовать не будут. Ваш благоверный еще пожалеет, что вообще открывал свою пасть и вам угрожал. Мы его закопаем живьём, – произносит с улыбкой, когда глаза хищно сверкают. – А позже, когда добудем улики по автокатастрофе, произошедшей два года назад, я буду настаивать на изъятии дела вашего отца из архива и его возобновлении в связи с вновь открывшимися обстоятельствами.
Звучит оптимистично. Очень. Но верить боюсь. И не потому, что опасаюсь узнать, какая сволочь отправила на тот свет папу и ни в чем неповинную маленькую девочку, а потому, что слишком часто, да, блин, постоянно, слышала одно и то же. Изо дня в день. Из месяца в месяц, пока обивала пороги доблестной полиции.
– Доказательств вины других участников движения нет! Вы ошибаетесь!
– Аварию совершил ваш отец. Именно он!
– Нет, у нас нет никаких свидетелей! Да, и такое бывает!
– Видеорегистратор в машине вашего отца отсутствовал! Нет, наши сотрудники его не изымали!
– Мне жаль, но дело закрыто! Да! Никаких подозреваемых! Ни одного!
И так постоянно. По кругу. И ноль реакции, когда я настаивала, что папа был очень ответственным водителем, неукоснительно соблюдал ПДД, никогда не лихачил и ВСЕГДА использовал видеорегистратор.
Наш разговор вновь прерывается из-за входящего на мой смартфон вызова. И если в первую секунду я хочу его скинуть, чтобы ответить позже, когда распрощаюсь с гостями. Да-да, мама, в моей жизни ты – не номер один. То во вторую передумываю и решаю ответить.
Она же любит мне угрожать. А тут столько заинтересованных лиц, чтобы послушать.
Глава 35
ОЛЕСЯ
Ирина, увидев имя на вспыхнувшем экране телефона, реагирует мгновенно. Уточняет, предупреждает ли мой телефон второго абонента о начале ведения аудиозаписи, и, узнав, что нет, не предупреждает, довольно потирает руки.
– Вот и замечательно. Значит, Римма Максимовна не будет стесняться и скупиться на угрозы в твой адрес. Включай, Олесь, запись разговора, как только пройдет соединение. И еще, если несложно, вруби громкую связь. Очень хочу послушать госпожу Баринову живьем. Нутром чую, чем-нибудь интересным она порадует.
Мужчины оба молчат. Причем, Макс, как обычно, старается быть незаметным и все внимание уже концентрирует на моем гаджете. А Еременко выдает удивление чуть вздернутой бровью, но и ту через секунду опускает, лишь коротко поясняет:
– Имейте ввиду, девушки, что даже если Баринова сейчас пообещает убить Олесю Игоревну собственными руками, это признание и саму запись в суде, как улику, у нас не примут.
– А и не надо, – отмахивается Митина, дерзко пожимая плечиком и растягивая на губах улыбку акулы, – чтобы пощекотать нервы этим родственничкам, прости Олеся, – накрывает мою руку своей ладошкой, – мне будет достаточно и нелегальной записи.
Вот даже секунды не сомневаюсь в словах своего адвоката. При желании она без ножа и веревки кого хочешь линчует. Дай только повод.
– Хм, а с вами все интереснее и интереснее, – подытоживает короткий разговор Егор Семёныч и поудобнее устраивается на диванчике, никуда не торопясь сбегать.
Испытывая огромную неловкость, выставлять отношения с близкими людьми на суд чужаков – еще то испытание на выносливость, делаю всё, как просит Митина. А услышав первую же фразу матери, моментально вспоминаю, что разговариваю с кем угодно, но точно не с близким человеком. Близкие так мерзко и нагло с теми, кого любят и ценят, себя не ведут.
– Алло.
– Олеська, ах ты зараза бессовестная! Неужели меня игнорировать вздумала?
Качаю головой.