В первую городскую больницу едем тремя машинами. На одной мы с Ромой и водителем. На двух других – спереди и сзади – охрана Зотова и моя собственная. Алешкины телохранители остаются с ним. Возле дома и на лестничной площадке.
– Ни одна мышь не проскочит, даже если Баринов или Киров слетят с катушек и что-то захотят провернуть, – понимает мои страхи сидящий рядом со мной мужчина.
Расслабленно развалившись на заднем сидении и притянув в себе на грудь, Рома размеренно поглаживает меня по спине и то и дело касается губами волос.
Пусть за ребрами тяжело, но на душе становится легче. Он, как никто, умеет успокаивать.
– Знаешь, сколько не думаю об этих монстрах, никак не могу понять подобной жестокости. Про принять – не идет даже речи, – делюсь наболевшим, чувствуя, как под щекой ровно и мерно стучит его сердце.
Подчиняясь собственным желаниям, забираюсь ладонью под футболку и касаюсь голой кожи подтянутого пресса. Поглаживаю раз, другой, и с упоением ощущаю, как от моих прикосновений он напрягается, а сердце ускоряет ритм.
– Лесь, не шали. Иначе Боре придется остановиться и выйти прогуляться по улице.
Рома обхватывает мою кисть своей и целенаправленно ведет ею вниз, к ширинке, заставляя убедиться, что не только пресс напряжен и крепок.
Сглатываю, поражаясь тому, насколько остро он на меня реагирует. И еще больше удивляюсь, что его голос при этом остается ровным:
– Ты судишь, как человек с твёрдыми моральными устоями, который признаёт существование коварства, подлости и гнилости некоторых людей, но тем не менее понять этого не может, потому что примеряет всё на себя. Здесь единственный правильный вариант – просто принять, Лесь. Просто принять, что некоторые мрази – попросту мрази.
Вздохнув, задираю голову вверх и прямо встречаю взгляд серых глаз.
– Знаешь, я все время боюсь, что кошмар, в котором живу, никогда не закончится.
– Закончится, милая. Еще немного осталось, и всё закончится, обещаю.
Теплые пальцы поглаживают щеку, а затем заботливо убирают за ухо выбившуюся из «хвоста» прядку волос.
Опускаю ресницы и позволяю себе хоть несколько минут ни о чем не думать. Просто наслаждаться покоем в объятиях Ромы, просто отдыхать в его надежных руках, просто впитывать нежность и тепло.
Наличие охраны возле палаты Алисы становится сюрпризом, как и присутствие внутри Дмитрия. Младший сводный братец, увидев, как я вместе с Зотовым запросто миную вооруженных людей и вхожу в помещение, напрягается и придвигается к сестре поближе. Кладет одну руку ей на плечо, явно желая поддержать, а вторую сжимает в кулак.
Ух ты, неужели боится? С чего бы?
Обычно это я, сколько помню, всегда старалась от них защищаться. Еще бы. Ведь они, как хитрожопые гиены, всегда нападали скопом.
– Привет семейству Бариновых, – не сдерживаю презрения и, не стесняясь, внимательно осматриваю Алиску.
Ну что сказать? Руки до локтей замотаны бинтами, правая часть лица скрыта большим непроницаемым пластырем, волосы коротко, по-мальчишески, острижены, под левым глазом темно-фиолетовый синяк, на лбу повязка.
Красотка. Хорошо, однако, порезвилась.
Даже не знаю, похвалить или посочувствовать. Но девчонка начинает первая.
– Олеся, прости меня, пожалуйста. Я такая дура, – шепчет она не своим, очень хриплым голосом, когда наши взгляды пересекаются, после чего сразу закашливается.
Удивленно вскидываю бровь. Извинений точно не ожидала. Скорее уж уточнений в приказном тоне по поводу, куда и сколько следует перевести денег, чтобы сделать ей (как там Римма Максимовна требовала?) губы и грудь.
Однако, сюрпризы не заканчиваются.
Сводный братец присоединяется к своей старшей сестренке и тоже просит прощения. А затем они на пару рассказывают то, от чего у меня волосы становятся дыбом. Ромку, судя по резко прищуренным глазам, четко обозначившимся на щеках желвакам и тому, как аккуратно, но вместе с тем крепко он сжимает мою ладонь, тоже пробирает.
Есть от чего.
Оказывается, честь стать дойной коровой для матери и отчима, помешанных на деньгах, выпала не только мне, но и Алиске. Только если меня трясли за счет отца, а позже путем взаимовыгодного сотрудничества с Кировым, то с младшей поступили иначе.
Фактически ее подложили под тех двух идиотов, которые ее изнасиловали.
Баринов и его супруга,