- Узнала? Почему бы тебе просто прямо не спросить? Зачем всегда искать окольные пути?
- Кстати об окольных путях, - серьезно сказала Люси, сев на кровать, застеленную красным атласным покрывалом и обняв руками ноги, сложенные одна на другую. - Как это ты умудрялся прямо с фронта, где пуляли газом, именно четвёртого числа каждого месяца приезжать в Гаагу? Ты что, ненормальный?
- Очень хорошая благодарность за тот риск, на который мне пришлось пойти. У меня к тебе тоже вопросы. Зачем всё это надо было? Твоя родня не догадалась? Игра-то хоть стоила свеч?
Люсиль резко встала с кровати и подошла к Жоржу вплотную. Она смотрела в его голубые глаза и ей сильно захотелось его ударить. За всё то, что ей пришлось из-за него пережить.
- Мама догадалась, - соврать не смогла. И так слишком много врала, пусть знает хоть что-то. Что-то наименьшее и наиненужнейшее по значимости.
- До чего именно? - Жорж засунул руки в карманы брюк и упёрся взглядом в Люси. Он не знал всей истории и это, несомненно, к лучшему. Не то, что не знал всей... Не знал главного.
- Догадалась, что я работала в Германии.
- Угу, - кивнул он и потянулся за стоявшим на небольшом круглом столике у окна графином и налил воду в стакан. - А кем, не догадалась?
- Я сама сказала ей. Она была очень расстроена, что я была вынуждена прислуживать немцам: готовить для них, убирать, стирать, - Люсиль снова приподняла брови, имитируя наивность. Руки её сами собой направились поправлять его воротник сливочной рубашки, а, затем, и лацканы пиджака. Почти такого же по цвету, как и его погибшая шляпа. Он следил за её наманикюренными ногтями, всё ещё возясь со стаканом и графином.
- Ммм, - протянул он уныло и безразлично, всё ещё не теряя своего язвительного гнева, - а дальше? Что она сказала?
- Сказала, что расстроена.
- А дальше? Чёрт возьми, Люсиль, почему я должен вытягивать из тебя каждое слово?
- Потому что я не хочу вспоминать, - быстро произнесла она на выдохе. Разговор становился занудным и она хотелась скорее отвязаться. Она отошла к кровати и на ходу произнесла, тоже речитативом: - И ради Бога не называй меня Люсиль.
Так называл её Комендант. Чаще всего называл.
Жорж перестал пить, опустил взгляд, пытаясь не выдать сокрытой в них грусти.
- Хорошо, - между делом. - Что ж, я понимаю. Но почему Нойвид?
- Потому что это всё Западный фронт, родители не так далеко. И знаешь, там течёт Рейн. Ты помнишь, как мы плескались в нём в Кольмаре? - она подошла к нему и положила руки у локтей к нему на шею. Запустила длинные пальцы ему в каштановые волосы, вспоминая их запах. Что мешает ей сейчас его поцеловать? Всё повторится, как тогда, и больше ничего не сможет помешать им любить. Ни война, ни перестройка. И он будет знать, что у него есть дочь. Но… Всё слишком, слишком изменилось.
- Помню, я ещё не так стар, - сказал он, смотря Люсиль в глаза.
- Просто я боюсь, что забудешь, - её рука потеряла надежду и опустилась на широкое плечо в бежевато-белой рубашке под тёмным пиджаком.
- Тебя? - серьезно спросил Жорж, продолжая держать стакан в руке и скептически приподняв тёмную густую бровь.
- Меня, - прошептала срывающимся голосом Люсиль и уткнулась Жоржу в грудь макушкой. Он поставил стакан на подоконник и обнял Люси, поцеловав в мокрые душистые волосы. Но его руки не на её талии, а на её спине. И его губы не на её губах...
- Как я смогу забыть то, что не забыть никогда? - он подстроил тон своего голоса под её, словно боясь спугнуть её так редко проявляющуюся способность к чему-то истинно женскому, что необыкновенно волновало потаенные струны его души, о существовании которых он и сам-то едва догадывался. Она так редко проявляла чувства, а ведь ему было так приятно о них знать. И хотя его вопрос был абсолютно риторическим, Люси ответила:
- Бог его знает, - прошептала она. - Он всё знает. Но только скажи мне, просто пообещай, что не забудешь, - Люсиль подняла голову и посмотрела в его глаза, так похожие на её. Не цветом. А выражением. Послевоенным выражением.
- Не забуду, - сказал он, а после небольшой, но многозначительной паузы, которую по-разному они истолковали, а, значит, по сути, не говорящей ничего, добавил: - А сейчас, я поставлю чайник, а ты иди и прими ванну. Хорошо, что мы взяли малины из ресторана с собой. Ты стала такой запасливой, словно мама.
Люсиль застыла на месте, следя за удаляющимся Жоржем. Ей казалось, что его взгляд прожигает её, словно у его спины тоже есть глаза. С чего это такие сравнения? Он знает о дочери? Нет. Не знает. Он не должен. Не может знать. Она не хочет сковывать его обязанностью обеспечивать Доминику или быть с ней, с Люсиль, ради дочери.