— В грузовик, Скотт, пока я не передумал и не трахнул тебя прямо здесь, — говорит он, открывая пассажирскую дверь, чтобы я могла залезть внутрь.
— Правда? — говорю я, когда он обходит меня и присоединяется ко мне, — ты когда-нибудь не слушаешь рождественскую музыку? Я даже не знаю, какая музыка тебе нравится, потому что с тех пор, как я вернулась домой, из колонок звучит только Мэрайя Кэри.
Паркер откидывает голову назад и смеется.
— Что может быть лучше рождественской музыки, Квинн?
— Я не знаю… все? Буквально, что угодно.
— Перестань быть букой. Это не обсуждается, милая, пристегнись.
Я скрещиваю руки на груди и притворяюсь, что дуюсь, а потом тянусь вверх и быстро пристегиваюсь.
— Отлично.
Паркер выезжает на шоссе по направлению к своему офису, и, пока мы едем, он включает музыку и поет свою собственную версию «Jingle Bells». Только на этот раз это «Jingle Balls», и теперь я не могу перестать думать о его яйцах.
Честное слово, у парня потрясающие яйца. Не слишком маленькие, не слишком большие, и мне особенно нравится, когда они находятся в моем рт…
— Квинн?
Моя голова резко поворачивается в сторону, чтобы посмотреть на Паркера, и я понимаю, что мы остановились. Фары его грузовика освещают здание его практики, снежинки кружатся от сильного ветра.
Черт, я фантазировала о его яйцах и даже не заметила, что мы остановились.
— Да, ты что-то сказал?
— Я сказал, что мы на месте, — он смеется, качая головой.
— Точно, хорошо.
Пока Паркер выходит из машины и идет открывать мою дверь, я расстегиваю ремень безопасности, наслаждаясь последней секундой тепла перед тем, как на меня обрушится холодный воздух. Я уже должна была привыкнуть к холоду, но он все еще застает меня врасплох и пробирает до костей, когда я выхожу на улицу.
— Давай, зайдем внутрь, а то холодно, — Паркер подводит меня к входной двери, затем отпирает ее своим ключом и вводит внутрь. В офисе ненамного теплее, но, по крайней мере, здесь нет ветра и снега.
Он подходит к выключателям и щелкает ими, освещая помещение. Здесь тепло, уютно и совсем не похоже на кабинет врача, что, как я понимаю, и было целью. Стены выкрашены в теплый бежевый цвет, на большинстве стен висят яркие картины, а также награды и сертификаты Паркера.
— Ух ты, — выдыхаю я, расхаживая по комнате ожидания и рассматривая все вокруг, — Паркер, это невероятно. Ты должен этим гордиться.
— Спасибо. Я проведу для тебя экскурсию за кулисы, пойдем, - он протягивает руку, и я без заминки вкладываю свою ладонь в его и позволяю ему провести меня по офису, показывая комнаты приема пациентов, ресепшен и, наконец, его кабинет.
Выкрашенный в насыщенный красный цвет, он как будто переносит меня в прошлое. Здесь все отделано деревом и бронзой, в углу горит тусклая лампа, отбрасывающая теплый свет на все помещение. Вдоль стен стоят встроенные книжные шкафы, заполненные книгами, медицинские журналы, папки с документами, вдоль них расставлены награды.
В центре комнаты стоит большой дубовый письменный стол, за ним — подходящая полка. Сам стол чистый, только несколько папок лежат посередине, когда я подхожу к нему, чтобы посмотреть, то провожу пальцами по полированному дереву и улыбаюсь, когда вижу вставленную в рамку фотографию Оуэна и Паркера на рыбалке с отцом Паркера, а затем фотографию нас троих после того, как наша школьная футбольная команда выиграла чемпионат штата.
— Не могу поверить, что ты сохранил эту фотографию после стольких лет, — говорю я, поднимая глаза на него. Он пристально смотрит на меня, засунув руки в карманы брюк и прислонившись к одному из книжных шкафов.
— Конечно, я сохранил ее, Квинн. То, что ты уехала, не означает, что я собирался забыть тебя, — тихо говорит он, и мое сердце гулко бьется в груди.
Так много воспоминаний я оставила позади, когда уехала в Нью-Йорк, так много людей, в том числе и Паркера.
Он подходит к ней, берет рамку из моих рук и ставит ее на место, а затем притягивает меня к своей груди, крепко обхватывая руками мое тело. Я чувствую, как его губы прижимаются к моим волосам.
— Мне нужно немного поработать с бумагами, а потом мы отправимся дальше, хорошо?
Я киваю.
— Конечно, я пока проверю электронную почту.
По правде говоря, я даже не заглядывала в свою почту с момента приезда в Клубничную Лощину. Я сказала себе, что возьму на этой неделе полный отпуск, но трудоголик внутри меня изо всех сил сопротивлялся этому.
Мне нужно было отключиться от сети и от своей работы, пусть даже временно.
Это было приятно — не нужно проводить каждую минуту бодрствования с глазами, приклеенными к телефону или экрану компьютера. И это заставляет меня осознать, сколько времени я провожу, работая, а не живя. Я живу в Нью-Йорке уже четыре года и почти не знаю города.
В течение следующего часа я просматриваю социальные сети или, по крайней мере, делаю вид, что просматриваю. Мои глаза не могут оторваться от Паркера, пока он работает. Кто бы мог подумать, что работа с документами может быть такой сексуальной? Он просматривает каждый файл, ловко что-то записывая, его брови сосредоточенно нахмурены.
Он полностью погружен в работу.
Паркер Грант сам по себе сексуален, но доктор Грант? Ну, это уже совсем другое дело. Энергия, которую он излучает, она порабощает комнату.
Понаблюдав за его работой еще десять минут и возбуждаясь с каждой секундой, я не могу больше терпеть. Бросаю телефон на кожаный диван, на котором сижу, и тихонько пробираюсь к его столу, я забираюсь на стол и свесив ноги, снимаю ботинки, пока они оба не оказываются на полу кабинета.
— Ты пытаешься отвлечь меня, Квинн? — рычит он, когда я закидываю ногу ему на колени и провожу по его члену, задевая ткань брюк.
Сделав невинный вид, я спрашиваю.
— Не знаю, а у меня получается?
Паркер откладывает ручку и откидывается в кресле, заложив руки за голову.
— Может быть.
Может быть, да?
Наклоняясь вперед, я провожу рукой по рубашке и по твердому животу, пока не добираюсь до застежки его брюк. Спрыгиваю с его стола, встаю между его широко расставленными бедрами и осторожно бедром отодвигаю его стул, чтобы опуститься между ними на колени.
Я снова тянусь к пряжке, быстро расстегиваю ремень и берусь за пуговицу его брюк. Как только она расстегивается, я тяну молнию вниз, глядя на него сквозь накрашенные тушью ресницы и наслаждаясь выражением похоти на его лице.
Он так красив, что мое тело пылает.
Расстегивая молнию, я забираюсь в его боксеры и обхватываю ладонью его член. В тот момент, когда моя рука соприкасается с его бархатной твердостью, он резко втягивает воздух.
— Квинн, — он стонет, а я медленно глажу его, подушечкой большого пальца размазывая сперму по головке члена, уделяя особое внимание чувствительному месту под ней. Не теряя ни секунды, я наклоняюсь вперед и беру его в рот, нежно посасывая, а мои руки обхватывают его член, лаская его в такт ритму моего рта.
Я хочу поставить Паркера Гранта на колени. Я хочу, чтобы он запомнил эту неделю, какой бы короткой она ни была. Я хочу, чтобы он никогда больше не мог сидеть в этом кресле, не думая о том, что я стою на коленях и сосу его член.
Когда его руки скользят по моим волосам, крепко сжимая их в кулак, я втягиваю его глубже, пока он не упирается мне в горло. Из-за его длины и размера я не могу удержаться от легкого рвотного позыва, но в награду получаю глубокий стон, вырывающийся из его груди.
— Черт возьми, любимая, ты так хорошо смотришься, принимая мой член.
Слова срываются с его губ с таким придыханием, с таким невероятным жаром, что мне только сильнее хочется доставить ему удовольствие.
Выражение чистого благоговения на его лице заставляет меня еще больше погрузиться в лужу вожделения у его ног.
Он похож на бога.
Только так можно описать Паркера в этот момент.
Я двигаюсь на его члене вверх-вниз, вбирая его так глубоко, как только могу, позволяя головке его члена ударяться о заднюю стенку моего горла, пока он не дергает меня за волосы, отрывая мой рот от себя.
— Я сейчас кончу, Квинн, и единственное место, где я буду кончать — это внутри тебя, — говорит он, резко вставая со стула и помогая мне подняться с колен. Рукой он притягивает меня к себе, — я уже говорил тебе, что из-за своего рта ты попадешь в беду, но, похоже, именно он не даст тебе попасть в нее, ― шепчет он, наклоняясь, чтобы провести своими губами по моим, — я не могу больше ждать ни секунды, хочу оказаться внутри тебя.