«Дамы и господа, сегодня вечером остаюсь на переработку. Попрошу никого не претендовать на эти драгоценные часы.»
— Да можешь хоть до утра сидеть, так или иначе результат будет нерезультативным, красавица ты наша, — мерзко пискнула Ольга Шпитко.
Как будто я без них об этом не догадывалась. Э-эх, прав был папа, называя меня вечной дуравочкой-авантюристкой.
Читать не хотелось, курить не хотелось, жить не хотелось, когда телефонный звонок оторвал меня от печальных раздумий о безболезненных способах самоубийства.
— Але. Последний приют для умалишенных старых дев, — представилась я.
— Ну привет, — это был мой прекрасный братец.
— Ну привет, какие это такие беды привели тебя к моим стопам? Мой любимый единственный и в своем роде неповторимый брат находился в чудесном тинэйджеровском возрасте, когда юношеские прыщи являются главнейшей проблемой, а юношеские мечты восхищают своей несбыточностью. Он не имел обыкновения интересоваться моими делами без какого либо подтекста, поэтому я замолчала с любопытством ожидая продолжения.
— Слушай, Лошарик (это было одно из наиболее нежных обращений, которое мой братец употреблял в исключительных случая) как насчет скромных долгосрочных инвестиций в подрастающую молодежь? — ага, я не ошиблась!
— Ой-ой-ой! А чем же это напоминает мне вкладывание средств в публичный дом на Марсе? А-а-а… Поняла. Весьма сомнительной окупаемостью, — съязвила я.
Братец вечно пытался стрельнуть у меня денег на свои тинэйджеровские дела. Я помогала ему по возможности, но на конкретный момент все возможности сыграли в ящик.
— Ну, Хлорка, — заныл он, — ну подкинь на жизнь двести зеленых, ну будь человеком. Надо «мобилу» оплатить, и за I-net у нас задолженность, и еще… — давно прошли те волшебные времена, когда можно было отделаться двадцатью копейками на мороженое.
— Не буду я человеком, я злобное коварное и безжалостное существо по имени Гоблин. А ты отвратительный и меркантильный юный тип. Боже, что из тебя вырастет?!
— Что вырастет — то вырастет, — резюмировал он. — И вообще меркантильность, а точнее предприимчивость, есть черта присущая нынешнему поколению.
— Меркантильный интерес нынче двигает прогресс, — не удержалась я.
— Если проще говорить — «бабок» нету, плохо жить, — тут же добавил мой талантливый родственник. Он перенял от меня страсть к стихоплетению и, к счастью, ничего более. Его серые глазенки в сочетании со светлыми волосами, завязанными в небрежный хвост, баскетбольным ростом и непомерной наглостью вызывали подозрение о скором и неизбежном превращении в молодого шотландского сеттера.
— Так, тинэйджер, на ближайшие сотню лет финансирования не предвидится. Можешь считать себя свободным и не надо, не надо благодарить. Я положила трубку, избавив себя от выслушивания оскорблений. О времена, о нравы! Даже грудные крохи в чепчиках тянут свои ручонки из разноцветных колясок и скандируют: «Деньги, деньги, деньги». Мне бы тоже не помешало присоединится к этому хору. «Деньги! Деньги! Деньги!». Я положила свою голову на стол, в ней вертелось: «меркантильный интерес нынче двигает прогресс». Когда я подняла ее, перед моими глазами робко замерцала неясная перспектива разбогатеть, с каждой секундой вырисовываясь все яснее и яснее, принимая все более четкие и прекрасные очертания. На моих губах впервые за сегодняшний день появилось подобие торжествующей улыбки.
Она трепетала от самой мысли о признании. Ее мучил безумный страх, но любовь пересиливала все остальные чувства. Ее губы дрожали, ее глаза замутились, ее дивные руки были вознесены к небу в мольбе о помощи. Ах как она любила! Ах как страдала!
Я тыкала компьютерной мышкой в экран, открывая один за одним квадратики высокоинтеллектуальной игры «Сапер». Уже полчаса назад мои заботливые коллеги испарились, одарив меня на прощанье сомнительными комплиментами. Последней ушла Ленка, презрительно фыркая и вертя симпатичным задом. Темнело. Андрей что-то там нашлепывал на компьютере за закрытой дверью, а мне шлепать было нечего, поэтому я развлекала себя поиском минных полей. Сапер ошибается только однажды. Я взглянула на часы. До начала действий по плану оставалось три минуты; Да, да. У меня был план, родившийся в общем-то неожиданно, и, как и все недоношенные и неожиданные дети, он был слаб и жалок, но давал мне мой единственный шанс. Aut Caesar, aut nihil. Или Цезарь или прощай моя честь и достоинство, да и пять штук заодно. Пять, четыре, три, два, один! Я собралась с силами и робко постучалась в кабинет. — Action! Мотор. — Есть мотор.