— Это кто был? — Андрей смотрел во все глаза на удаляющегося Женюлика.
— Так друг, точнее подружка. И, пожалуйста, будьте осторожнее во время еды. А то можете подавиться. Страшная смерть, между прочим. Кстати знаете, что надо делать если кто то с Вами за столом начинает давиться и кашлять, — я пыталась отвлечь его внимание от Женюлика, который дифиллировал между столиков с бокалом шампанского в руке. — Надо не теряя ни секунды, взять нож, вспороть этим ножом трахею пострадавшего в районе адамова яблока, освободив таким образом доступ кислорода в организм, и вставив в образовавшееся отверстие какую-нибудь пластмассовую трубочку, лучше ту часть от губной помады, которая выворачивается, вдыхать в эту трубочку воздух до приезда скорой помощи. Только главное чтобы рука не дрогнула, а то можно невзначай перерезать сонную артерию.
— Тогда я могу быть спокоен, — с откровенным сарказмом заметил он, — у Вас, Лариса, рука не дрогнет. Он придвинул к себе основное блюдо и продолжил трапезу. Мне ничего не оставалось делать, как присоединиться к нему. Оставшаяся часть ужина прошла более менее спокойно. Наши преследователи тоже чего то там жевали, скорее всего за Митричевский счет. Андрей слегка успокоился и даже рассказал мне какую то веселую историю о своей последней поездке в Швейцарию, я же старалась вести себя прилично и не расстраивать уже достаточно вытерпевшего Андрея. Не удержалась я только однажды, когда официант попытался убрать у меня из под носа пепельницу, полную окурков.
— Ку-уда? Сто-о-ой, «юноша бледный со взором горящим». Не тронь моих бычков, будучи в хорошем настроении я люблю их докуривать. А сейчас я поела и ушла в нирвану, — мальчик бросил пепельницу обратно на стол и больше не появлялся. Счет нам принес суровый метрдотель. Пока Андрей расплачивался я пыталась решить для себя вопрос почему это метрдотели всегда суровые, швейцары усатые, официанты подобострастные, а горничные пышные.
— Возьмите меня под руку, — прошептала я Андрею, вставая. И не вздумайте оглядываться. Выходим, садимся в машину и сматываемся. Полагаю, если мы поторопимся, на сегодня слежка закончится. Они еще не доели мороженого и не расплатились, поэтому у нас есть блестящий шанс оторваться. И нежнее, нежнее. Смотрите мне в глаза и не забывайте придерживать за талию. Показать, где талия?
— Уж в этом я разберусь.
— Куда!? Выше талия, а то, за что вы держитесь, — переходная зона между талией и… — я запнулась.
— И? — заинтересовался Андрей.
— И ногами, Андрей Николаевич. Кстати мы уже вне наблюдения. Убирайте-ка Ваши руки с переходной зоны. Пора ехать.
В машине меня распирал жуткий смех и было сложно удержаться, глядя на трагичное выражение лица Андрея.
— Спасибо за чудесный вечер, — у него это прозвучало немного иронично.
— Это Вам спасибо, держались стойко. Половина стоимости съеденного за мной. Отдам позже. Высадите меня у ближайшего метро и езжайте спокойно спать.
— Ладно уж, подкину Вас до дома, тем более что бессонница мне обеспечена. Где вы живете?
Я подумала что жестоко будет тащить его до родителей в Митино, поэтому назвала бабулин адрес. Он застонал.
— Сами напросились на джентльменство, — я поудобнее устроилась и закурила. Андрей тихо выругался и свернул на Ленинградку.
В окошко приветливым лучиком стучалось субботнее солнце. Утро усиленно намекало на погожий день. Я красила ресницы, а бабуля с детским восторгом взирала на это полузабытое действо.
— Кто это тебя привез вчера на Запорожце? — у бабули все маленькие машины были Запорожцами.
— Так, знакомый. Вместе работаем.
— Представительный мужчина. Холостой? — та-ак, началось.
— Женат бабуля, четверо детей и жена — топ модель, прима-балерина и лауреат Нобелевской премии.
— Тогда скоро помрет. Есть смысл ждать, — все незнакомые иностранные слова моя бабушка воспринимала не иначе как название страшной болезни с неизбежным летальным исходом. Количество будущих потенциальных сирот ее тоже не смущало, главное чтобы присутствовало двустороннее неземное чувство.
— Тебя-то любит, что ли? — поинтересовалась она.
— Безумно! Жить не может без меня! Все время плачет и умоляет о взаимности. Плачет и умоляет. Плачет и умоляет. Жалко даже. — Я вдруг представила рыдающего у моих ног Андрея, и мне стало весело и немного грустно. Картина рисовалась комичной, но в то же время не была лишена приятности. Кажется, он начинал отрицательно действовать на остатки (если хотите — останки) моих типично женских качеств. Знаете, когда я почувствовала, что его ладонь прикоснулась к моему телу, пусть через свитер, пусть по моей просьбе — не важно, мне показалось, что в ушах зазвенело, а в глазах помутнело. Ох негодяй Фрейд… Но слава богу, мой здоровый прагматизм и способность объективно поразмыслить всегда оставались при мне, а то я рисковала влюбиться так, как давно не пробовала. Но к чему это мне в моем возрасте и с моей зарплатой? Лишнее. Абсолютно лишнее.