— Ты шутишь, да?
— Не-а, — усмехается Лекс.
— Это там что — корова?!
— Это коза, Вика. — Уголки его рта снова дергаются от плохо сдерживаемого смеха. — Их иногда пасут.
— Прямо… в городе?
— Прикинь!
— Нет! — Мне впервые в жизни хочется перекреститься. Он точно из ума выжил. — Лекс, ты хотя бы представляешь, сколько прививок нужно сделать, чтобы не подхватить в этой глуши какую-нибудь заразу?! Наверное, миллион!
Кажется, у меня уже сейчас все тело начинает зудеть от одной мысли о том, какого качества вода там течет из крана. Наверное, прямо с головастиками.
— Ни одной, Вик. Это наш с Маратом родной город. Мы там родились и выросли, и переехали в столицу только на учебу. Как видишь — без последствий от местной флоры и фауны. Кстати, — он мечтательно закатывает глаза, — отличные были времена. Мы ели яблоки прямо с деревьев.
Насчет «без последствий» я бы точно поспорила. Марат точно слетел с катушек, а у этого народного мстителя, кажется, тоже капитально протекает «крыша».
— Ты же меня разыгрываешь, да? — Предложение в случае проигрыша стать его любовницей, уже не кажется таким уж плохим.
— Знаешь… — Он встает, приближается ко мне и слегка подается вперед, разглядывая как потешную мартышку за стеклом. — Сначала я просто хотел над тобой поприкалываться, но ты так испугалась… Значит, решено. Вот мое условие в ответ на твое пари.
Да ну черт!
Что за…?
Как я могла так опростоволоситься?!
— Я не согласна! — протестую во все горло и даже заношу кулак, чтобы врезать ему куда-нибудь. Но Лекс смотри такими глазами, что кулак просто обессиленно падает на диван. — Лексик, ну ты чего…
— Еще раз назовешь меня как своего ручного пуделя — сделке конец. Сразу. Мгновенно и окончательно. Кстати, это же касается любой попытки выторговать для себя лучшие условия. На твоем месте я бы не стал испытывать судьбу, но ты можешь попытаться и избавить нас обоих от необходимости даже начинать этот фарс.
Я что есть силы втягиваю губы в рот, чтобы не наболтать себе на еще одно «условие». Хотя, что может быть хуже этого? Тюрьма? Так там хотя бы козы не шастают.
— Что такое, Вик? Сомневаешься в своей победе? Так разве не ты доказывала мне, что в легкую продержишь «Гринтек» на плаву? Или ты тоже не очень уверена в своих силах?
Ну вот, называется — не проиграл, а вздул.
Загнал в угол — либо я соглашаюсь на все условия, либо он не оставит от «Гринтек» камня на камне. И плакали мои денежки.
Мне сейчас очень бы пригодилась машина времени, потому что я терпеть не могу рисковать, тем более, когда на кону собственное благополучие.
Но, как бы странно это не звучало, именно самодовольная рожа Лекса не дает мне окончательно прокиснуть. Да я лоб расшибу — а сделаю так, чтобы он вспоминал сегодняшний день, когда он заключил самое проигрышное пари в своей жизни.
Спокойно, Вика, не забывай, что ты — жаба, и у тебя лапки!
А главное — улыбайся.
Я воображаю, что позирую для самого модного фотографа и мои фотографии должны стать Обложкой года, протягиваю руку и щебечу:
— По рукам, Яновский.
Он прищелкивает языком и крепко, как будто я мужик какой-то, пожимает мою ладонь. Я пищу и выдергиваю пальцы до того, как он не переломал мне суставы. Трясу ладонью, простреливая Лекса гневным взглядом. Да чтоб тебе сегодня икалось до посинения, придурок!
— Знаешь, Вик, никогда не думал, что скажу это, но я даже благодарен, что ты позвонила и все это организовала. Черт, — щелкает пальцами, — а ведь вполне справедливая цена за наломанный приват.
— У кого что в голове, — позволяю себе иронию, раз уж мы, наконец, договорились. — Ну, не буду тебя задерживать…
Передвигаюсь на другой край дивана, подальше от досягаемости его загребущих рук, порываюсь встать, но Лекс снова каким-то чудом успевает схватить меня до того, как я предугадаю его движение. У него вот такие выпады получаются просто молниеносно. Странно, что раньше я за ним такого змейства не замечала.
— Мы заключили пари, а не право хватать меня когда вздумается! — пытаюсь стряхнуть с себя его хватку, но становится только хуже.
Когда-то я видела передачу по «Дискавери», где показывали, как питон добивает свою жертву — он сначала нападает на нее из засады, потом обвивается, а потом начинает медленно сжиматься, пока просто не задушит. Никогда бы не подумала, что однажды наступит день, когда я почувствую все это на себе.