— Агни, — позвал меня глючный Громозека, когда я улегся, отвернувшись от них в сторону несуществующей стены с несуществующими светящимися панелями. — Подожди. В какой-то степени я действительно этот твой Степка, понимаешь? Это не розыгрыш, поверь. Мы знали, что тебя будет сложно вернуть к нормальному функционированию, но не думали, что ты окажешься таким непрошибаемым. Твое сознание вместо того, чтобы раскрыться, создает кучу «левых» объяснений и постоянно ставит преграды, не позволяя тебе сориентироваться и понять. Вот что, оказывается, бывает после пяти воплощений в той дурной эпохе! Вы там все настоящие бараны перед воротами бойни.
Я вздохнул и взгромоздил поверх головы, на ухо, то, что отдаленно походило на подушку. Надеюсь, когда этот наркотик отпустит, оно действительно окажется подушкой…
— Хорошо. Это я говорил с Умой. Это был не сон. Это был гипноз, понимаешь? Она видела нас с нею возле заброшенной усадьбы как бы во сне, но я действительно говорил с нею… с Леной. Говорил, обставив все так, будто это сон. Иначе она сошла бы с ума. И заблудился я в том общежитии неспроста. Я все расскажу тебе, но только ты не препятствуй нам, Агни. И тогда ты все вспомнишь сам. Ну, может быть, не все сразу, но…
— Иди к черту, — почти нараспев ответил я, пытаясь тем самым убаюкать себя и прекратить этот бред.
— Бесполезно, Шива, — заключила санитарка под потолком. — Он сейчас неспособен адекватно воспринимать информацию. Говоря простым языком, сейчас он как нельзя ближе к помешательству.
Да-а-а-а?! С какой стороны от рубежа, интересно? По-моему, я уже давно — того. То есть — там…
— Савитри, у нас нет времени. Я не знаю, что предпринять и как к нему пробиться. Я никогда не ставил перед собой подобных задач и не умею их решать. Попробуй ты. Ты женщина, ты интуитив…
Ого, кажется, я уже понимаю даже то, что они говорят со сверхзвуковой скоростью! Это, интересно, прогресс или деградация?
— Есть одна мысль. Перейди в приват.
Они стихли. Ну вот, даст бог — сейчас наваждение рассеется, и я увижу свою палату, примотанного к койке Громозеку в смирительной рубашке, да и себя примерно в таком же образе.
Я, может, и уснул бы от неимоверной навалившейся на меня усталости, если бы меня не трясло от перевозбуждения, а сердце не прыгало так от страха или побочных эффектов неведомого препарата.
— Бедный мой! — вдруг проговорил женский голос прямо над моей подушкой. — Агни, Агни…
Меня сдернули с постели. С одной стороны я был пленен мутантом-Громозекой и всеми его четырьмя руками, с другой — той самой санитаркой, которая как-то успела материализоваться в нашей палате и оказалась физически сильной девушкой, крепко ухватившей меня под локоть.
Они куда-то меня тащили, я упирался, как мог, не переставая удивляться разнообразию собственных галлюцинаций и их логичности. Наконец мы прибыли в небольшую комнату, уставленную какими-то приборами непонятного предназначения. Мутант и санитарка с силой усадили меня в глубокое кресло, сделанное так, будто его специально подгоняли под мою анатомию.
— Маркер в четырнадцатом, — бросил четырехрукий, словно невзначай. — Курс 4-30, отклонения 2 градуса. Контролируй!
Я не понял ни слова, но руки мои в какой-то миг дернулись к матовой темной панели, и от этого движения она ответно замерцала, словно включаясь.
— Контролируй, я сказал! — рявкнул Шива. — Ее жизнь под твою ответственность.
Сознание вспыхнуло, на мгновение померкло, а потом я ощутил, что с немыслимой скоростью надеваю на голову такой же обруч, как у многорукого, и тот подключается к моему сознанию, вскидываю ладони над сенсорами… Панель полыхала. В воздухе над нами развернулось призрачное видение — космос, тысячи каких-то струн, звездные образования, и я знал, что это такое, и одновременно не знал…
— Да! — закричала санитар… Савитри. — Да!
— Ты гений! — признался ей многору… Шива.
Я их… вспомнил. Оставив в покое панель, я повернулся вместе с креслом в их сторону:
— Вы? Ребята, я ничего не… А Ума?
Я вспомнил ее последние слова, и меня обдало холодом. Из-за этого я, как подброшенный, вскочил на ноги:
— Я же не вернул ее!
Кроме этого, в память мне не приходило больше ничего. Просто знал, что тут я — дома. Но что здесь и как — ничего не вспоминалось. Мысли мешались, события двоились. Но это меня уже не пугало сумасшествием. Я точно знал: за всем этим кроется что-то иное.
— Твое тело все вспомнило, Агни, — Савитри подошла ко мне привычно скользящей походкой, обняла и со вздохом облегчения прижалась щекой к моей груди. — Я уже почти отчаялась.
Я гладил ее по черноволосой голове и смотрел на заулыбавшегося Шиву:
— Но мне все равно все еще хочется набить тебе морду, — предупредил я его.
— За что? — удивилась Савитри, заглядывая мне в глаза.
— Ленка там из-за него чуть не…
— Это не Ленка, Агни, — сказал Шива. — Это Ума. Не дошло до тебя еще? Ты разыскал ее, Агни. В пятой своей жизни ты ее разыскал.
— Я промахнулся тогда? — снова скользнуло какое-то воспоминание: я подхожу к голограмме и разглядываю черную дыру в пространстве, а потом пробел, вспышка и пустота…
— Более чем. Мы с Савитри с ног сбились. Потратили на розыск четыре дня. Вообрази себе — четыре дня! При учете (если, конечно, ты это помнишь), сколько у нас текущих незавершенных дел, а все это время селекционеры подкидывали нам головоломку за головоломкой.
— А, наши дражайшие «старшие братья»! — снова что-то такое мелькнуло в голове, выдавая сразу результат и явно опуская за ненадобностью промежуточные звенья логической цепочки.
— Да, они самые! Савитри, между прочим, загнала три Гаруты в этой беспрерывной и беспримерной гонке.
— О, да! — засмеялась она. — Загнала их насмерть, если так можно высказаться о Гаруте.
Я вспомнил распростертые в небесах крылья последнего орлана. Значит, до него было еще два, и их я не помню.
— Нам уже намекали сверху, что мы ставим миссию под угрозу. Буквально позавчера. Но я послал их подальше. Если не вытянуть оттуда Уму и тебя, то какой вообще смысл в «Прометеусе» и всей этой возне? Гори оно синим пламенем, когда прошлому приходится приносить такие жертвы!
— Да, да, у меня тоже не раз возникала ассоциация с защитниками диких животных, которые попали к этим самым животным прямо в джунгли, — добавила Савитри, не отпуская моей руки. — Шива действительно наорал на них, представляешь? Наверное, в правительстве объявлено чрезвычайное положение.
Шива снисходительно махнул настоящей своей правой рукой:
— Не преувеличивай. Все не так плохо. И, как выясняется, все это обязано было произойти — иначе не было бы никого из нас и ничего, что мы имеем вокруг нас. Вот такой, Агни, парадокс организовался, пока вы с Умой прогуливались по старому недоброму прошлому. И вот тут-то как раз все шатко. Именно в этом отрезке таится наибольшая опасность для нашей цивилизации.
Я решительно ничего не понял из его слов.
— Ладно, — догадался он о моем замешательстве. — Все своим чередом. Сначала восстановим в памяти то, что ты уже и так знаешь, а потом подгрузим то, что выяснилось в твое отсутствие.
— Согласен.
И в знак окончательного примирения мы пожали друг другу руки. Две. Правые. Собственные. Манипуляторы сложились у него за спиной в замок и перебирали сплетенными пальцами в режиме ожидания. Я вспомнил, до чего сам не любил этот гаджет и с каким трудом мне удавалось с ним справляться при необходимости. А Шива его обожал и за многие годы работы привык, как к родным рукам. Недаром он забыл их снять перед встречей со мной.
— Но что случилось, когда ты был Степкой? Как ты погиб? И почему?
— Это уже другая история, как я сказал. Она связана с ятта.
«Побочный эффект создания сур», — молнией мелькнула в голове подсказка-определение для этих тварей.