В указанном кабинете было гораздо светлее, чем внизу. Чиновники сидели, отгороженные от посетителей барьером, поверх которого тянулся прозрачный щит из стеклопластика, так что принимать документы от населения они могли только через неширокую щель между столешницей на барьере и нижним краем оргстекла. Впрочем, посетителей, если не считать меня, в сто восемнадцатом кабинете не было.
Правый угол помещения занимал допотопного вида шкаф, сверху донизу заваленный бланками, и приколоченный к стенке стенд с образцами заполнения различных форм заявлений. В комнате было жарковато, несмотря на раскрытые настежь форточки, и мне пришлось расстегнуть куртку.
— Утро доброе, — подойдя к первому попавшемуся окну, поприветствовал я инспектора, женщину средних лет с каким-то брезгливым выражением худого лица, и протянул развернутую распечатку из конверта. — Тут написано, что нужно обратиться в этот кабинет…
Чиновница, отстранившись, на дистанции пробежалась глазами по строчкам. Я уже начал чувствовать себя блохастым и не прошедшим санобработку бомжем, которого занесли, понимаешь, черти в приличное место.
— Ну и чья это была квартира? — процедила она.
— Моей бабушки.
— А вы тогда зачем пришли?
— Официально ее оформляли на мое имя. Когда приватизировали. Только я там никогда не жил, там всегда жила и была прописана бабушка.
— Мужчина, да какая разница, кто там жил и был прописан! — возмутилась она. — В свидетельстве регистрации права что обозначено? Что вы владелец?
— Ну… да…
Я почувствовал себя крайне тупым и протянул ей листок свидетельства, который она с той же брезгливостью проигнорировала, лишь взглянув на расстоянии.
— Так и говорите. Где договор о купле-продаже? Угу. Сделки до миллиона не облагаются налогом, вам нужно просто заполнить декларацию…
Мне отчетливо послышался тихий смешок за спиной, я даже обернулся и, естественно, никого не увидел.
— А вы не поможете ее заполнить? Я в этом совсем не разбираюсь.
Инспектор посмотрела на меня, как злая училка на первоклашку, описавшегося во время урока.
— Мы не заполняем посетителям документы! Вон там образцы, в шкафу — формы. Нужно заполнить на трех листах в двух экземплярах. Не забывайте указывать код региона, а то вечно прете с пустой клеткой. И не путайте, там на одной странице код региона, на другой — количество документов. Подпишите также, сколько копий и каких документов будет приложено!
Испытывая отчаянное головокружение, как бывает, если сдуру слишком надышишься дымом или если потеряешь много крови, я отполз к шкафу. Там долго и честно раскапывал нужное, но нашел только один лист и застрял уже на этапе поиска двух оставшихся страниц формы. Сдался.
— Извините, — сказал я, снова подходя к моей чиновнице, — я не могу ничего найти, кроме одного листа из трех, вот этого.
— Мужчина, ну я же сказала вам сверяться по образцу! Это не та форма! Там вот здесь должен быть пропечатан такой квадратик для кода! А вы мне что показываете?
Я отогнал от себя незваные фантазии о том, как заполняю «Пургу» святой водой вместо пены, как заталкиваю насадку между оргстеклом и барьером, а потом, осеняя чиновников крестным знамением и отчаянно сквернословя…
Эх! Мои сладостные мечты развеялись при звуке второго фантомного смешка. Кто-то хихикал, откровенно потешаясь надо мной. И по-прежнему комната была пуста, только что-то смутно мелькнуло за моим отражением в оргстекле. Я оглянулся, никого не увидел и списал это на причуды туманной головы.
— Так, ладно. Давайте представим, что я только что вошел, — внутренне призывая себя к терпению (и еще раз к терпению), предложил я, а чиновница при этом посмотрела на меня как на психа. — Здравствуйте, мне от ваших доставили письмо, нужно заполнить декларацию, но я не умею, а вы не хотите. Что нам делать в такой предреволюционной ситуации?
Она слегка-слегка улыбнулась. Все-таки и у налоговых инспекторов где-то глубоко внутри еще теплится чувство юмора.
— Молодой человек, во дворе этого дома есть две аудиторские фирмы, обратитесь к ним, и там вам все заполнят, как положено. Конечно, за отдельную плату, но быстро.
— Так с этого и надо было начинать! — вскричал я на радостях и помчался вниз.
За то время, пока я возился с поиском бумажек, в вестибюль первого этажа успела набежать толпа. Приглядевшись, я заметил, что практически все в этом собрании — пенсионеры. Даже проскакивая мимо, я ощутил на себе накаленность царившей там атмосферы. Дедушки и бабушки ожесточенно переругивались друг с другом, воинственно сверкали глазами и создавали целые враждующие коалиции. Ну просто стар-варс какой-то! Войны престарелых, то есть.
Радуясь, что меня не зацепило ничьим джедайским костылем по хребту, я выкатился на свежий воздух и с облегчением увидел через дорожку от входа большую железную будку, в каких обычно торгуют колбасами и сыром. Но на этой было написано «Аудиторы». От меня валил пар, хотя на улице стало уже совсем не холодно, а по тротуарам весело побежали ручейки талой воды.
На крыше этой будки, как ни в чем не бывало, сидел и с любопытством поглядывал на меня орлан. Не знаю, был это тот самый орлан, которого я заприметил в небе, когда шлепал сюда, или же другой, но зрелище из ряда вон. Птица оказалась и в самом деле крупной — не какой-нибудь коршун или ястреб. Скорее всего, просто удрала из зоопарка — и как я сразу не догадался?
Оформить мне декларацию взялась одна из трех сидящих в будке девиц. Постукивая длинными, накрашенными разноцветным лаком ногтями по клавиатуре, она коротко задавала мне вопросы, я коротко на них отвечал. При взгляде на свидетельство регистрации права девушка заметно изменилась в лице.
— Вы жили там раньше? — шепотом спросила она у меня.
— Нет, — и я повторил свою исповедь на тему владения той квартирой. — А что случилось? — уж слишком перекосило аудиторшу.
— Д-да… ничего.
Она снова защелкала по клавишам, и пальцы ее подрагивали. После оплаты мы расшаркались и распрощались. Покинув будку, я невольно взглянул в окошко и заметил, что девица что-то говорит двум своим коллегам, а те прямо улеглись всем туловищем на ее стол и слушают с округленными глазами.
Орлана на крыше уже не было.
Когда я, отделавшись от налоговой, с чистой совестью и незамутненным сердцем снова вышел на крыльцо, то сразу увидел мою аудиторшу. Та стояла под деревцем рябины и, явно нервничая, курила. Кивнув ей, я хотел пройти мимо, но она вдруг оживилась и, поправляя наброшенную на плечи дубленку, подалась в мою сторону.
— Вы только не смейтесь, — начала она, и я сразу понял, что сейчас услышу что-то нелепое: все несуразицы начинаются именно с этой оговорки. — Мы живем с мамой в бывшей коммуналке, еще полгода назад с нами жил папаша. Они в разводе уже много лет, но все никак не могли разъехаться: любой размен был невыгоден со всех точек зрения. Ну, вы понимаете…
Я кивнул. Она глубоко затянулась, выдохнула. Мне вспомнился плакат у нас в дежурке, нарисованный еще Степухой Еремеевым: «Здесь не курят! Наша профессия обеспечивает канцерогенами любого желающего в тройном объеме!»
— Пил он страшно. Становился буйным, было дело — за нож хватался… и мать гонял тоже. Менты руками разводили. Дело, типа, житейское… Не знали мы, как он него отделаться… Законными путями, конечно! — она как-то хмуро улыбнулась и отвела глаза. — И вот так вышло, что мать наконец нашла вариант, который всех устроил. Хоть и поселок, но городского типа, не на подселении, отдельная квартирка, сам себе хозяин. Папаша согласился туда переехать, и нам хватило на однокомнатную после размена. А что, с доплатой, конечно, зато в центре…
Мне уже хотелось поторопить ее, но девица сама поняла, что пора уже подходить ближе к теме:
— Сгорел тот дом на прошлой неделе.
— Какой? — от неожиданности моргнул я.
— Вот по тому самому адресу, который у вас в свидетельстве указан. Где папаша мой жил. Из-за него и сгорел: эта скотина, прости господи, запросто мог с папиросой в зубах, бухой, закемарить. Сколько раз мы с матерью успевали затушить, чуть дымом потянуло. Всё боялись, что сожжет нам однажды квартиру…