– Знаю, – прошептала она. – Вы правы.
– Ну вот и хорошо, – кивнул Мик. – Я позабочусь о том, чтобы билет был заказан и ты смогла уехать недели через две. За это время ты успеешь собрать вещи и со всеми попрощаться. И я успею предупредить Джимми. – В дверях Мик задержался. – Не забудь съесть пирог, детка. Ни к чему заставлять Морин волноваться.
Дарси кивнула, но не двинулась с места. Мик несколько мгновений смотрел на нее, а затем, вздохнув, ушел. Дарси сидела в темноте, глядя на накрытую салфеткой тарелку. Мик давал ей свободу. То, о чем она так долго мечтала, внезапно оказалось совсем близко, надо было только протянуть руку. Ей оставалось только сесть в поезд. Жизнь будет ждать ее на другом конце железнодорожной ветки. Она могла начать все сначала. Хорошие воспоминания она возьмет с собой, а плохие оставит позади.
Протянув руку, Дарси сняла салфетку с тарелки. Пироги Морин считались лучшими в Чарлстауне, но, несмотря на это, Дарси подавилась, откусив первый кусочек. И второй. Третий и четвертый пошли лучше. Но откусить больше шести раз она не смогла и утомленно закрыла глаза.
Дарси катала по тарелке вареную картофелину, думая о том, как несколько кусочков яблочного пирога вернули ее к жизни. Правда, надо было признать, что это была еще не настоящая жизнь, но за последнюю неделю она почти пришла в себя. Ей удавалось понемногу есть, а ее желудок перестал сердито ворчать даже при одной мысли о еде. Она перестала плакать. Она даже спала какими-то урывками, правда, часто просыпалась, отрываясь от сновидений, которые была не в состоянии выносить... Потому что она видела во сне мать и отца, Мейзи и Натана, Мика и Морин, Патрика и Бриди, Селию и Тимми. И еще ей снился Эйден. Постоянно.
И, просыпаясь временами в предрассветные часы, Дарси начинала ходить по дому, ощущая какое-то смутное беспокойство. Она начинала понимать, что скоро наберется сил и сможет идти по жизни дальше, отбросив тот кокон, в который пряталась от мира все последнее время. Размяв картофелину вилкой, Дарси с видом послушной школьницы положила ее в рот. Она надеялась, что силы вернутся к ней, когда настанет пора садиться в поезд, идущий в Сент-Луис. С одной стороны, неделя казалась ей целой вечностью, но с другой – это было совсем короткое мгновение.
От еды и размышлений Дарси оторвал стук в дверь. Она с досадой подумала о том, что устала от бесконечных визитеров, барабанящих в дверь. Она так устала, / что даже перестала запираться.
– Открыто! – крикнула она, отложив вилку.
Дарси вытирала губы салфеткой, когда хорошо одетый седовласый мужчина появился в дверях и громко объявил:
– Миссис Джозеф Райли.
Дарси не смогла бы встать, даже если бы захотела. Оцепенев, девушка молча смотрела на мать ее мамы, входившую в ее дом. Святой Господь! Что ее бабушка здесь делает?!
Войдя в комнату, Джорджина Райли оценивающе посмотрела на внучку. Дарси таким же взглядом смотрела на нее. В опере у Дарси не было возможности как следует разглядеть эту женщину, но теперь она вынуждена была признать, что годы были милостивы к ней, во всяком случае, милостивее, чем к Мэри О'Киф. Шелковое платье бабушки удачно оттеняло благородную седину ее волос. Локоны, уложенные вокруг лица, немного смягчали морщинки у глаз и рта. Она была по-прежнему худощава и, кажется, стала даже тоньше, чем была, когда Дарси видела ее. Как будто пять лет, прошедшие со дня их первой встречи, съежили ее. Впрочем, одно оставалось неизменным: Джорджина Райли держалась с королевским достоинством.
– У тебя нет угля, чтобы растопить печь и прогреть дом? – спросила миссис Райли, нарушая затянувшееся молчание.
Ее забота приятно удивила Дарси, которая почему-то ждала, что напряжение последней встречи задаст тон для этого разговора.
– Наверное, в ведре есть уголь, – бесцветным голосом ответила Дарси, пытаясь собраться с силами. – Я не смотрела.
– Оставьте нас, Вильямс, – сказала пожилая дама, даже не взглянув на него. – Я сама спущусь вниз.
Едва он вышел, Дарси встала.
– По правилам этикета мне следует предложить вам сесть и выпить чаю. – Она улыбнулась. – Но вы должны извинить меня: я почти три недели не топила, так что не смогу согреть воду.
На губах Джорджины Райли тоже мелькнуло некое подобие улыбки.
– Думаю, нам лучше забыть о светских условностях и перейти прямо к делу, – заявила она, открывая ридикюль. – Ты обронила это в вестибюле театра. – С этими словами она вынула из сумочки четки Мэри и положила их перед Дарси. – Мой слуга подобрал четки после твоего отъезда.
Дарси сразу же узнала их. Ослепленная слезами, она крепко сжала четки в руках.
– Спасибо за то, что привезли их, – прошептала она. – Мне их так не хватало, и я рада, что они вновь у меня.
Собеседница дождалась, пока Дарси уберет сокровище в карман и смахнет слезы с глаз.
– Но я пришла к тебе не только для того, чтобы вернуть четки, Дарси, – проговорила она.
Дарси ждала – она боялась, что ее голос задрожит, если она сейчас заговорит.
– Мэри много рассказывала тебе о своей прежней жизни?
– Очень мало. – Дарси покачала головой, не видя причины лгать бабушке. – Похоже, это не волновало ее.
Выпрямившись, Джорджина Райли вздохнула:
– Мой покойный муж был человеком железной воли. Его целью было богатство и положение в обществе. Лишь это интересовало его. Господь дал нам только одного ребенка, поэтому мой муж был так озабочен будущим Мэри. Когда она отказалась выйти замуж за его избранника, он очень рассердился. А уж когда она убежала с ирландцем-простолюдином, каменщиком, которого муж нанял починить камин... Джозеф отвернулся от единственного ребенка и даже слышать о Мэри не хотел.
– И вы были согласны с ним, – промолвила Дарси, которой была известна вся правда.
– Я много раз сожалела о своем замужестве, а побег Мэри стал победой над тиранией Джозефа Райли. Да, я позволила Мэри уйти. Я не пыталась найти ее, опасаясь, что таким образом наведу на ее след ее отца. Он бы разрушил ее счастье просто для того, чтобы заставить Мэри поступить так, как угодно ему. А мне хотелось, чтобы моя дочь была счастлива. В ее жизни было мало счастья, до того как она встретила Джона О'Кифа.
Они стояли по обе стороны стола, но внезапно поняли, что отныне лишь этот деревянный стол является между ними преградой. Дарси почувствовала глубочайшую симпатию к этой женщине, которая была и в то же время не была ее бабушкой.
– Для мамы Джон О'Киф был целым миром, – заверила она миссис Райли. – Они были очень счастливы вместе.
– А ты? У тебя было счастливое детство? – спросила Джорджина Райли.
– Да. Я ни в чем не нуждалась, и родители горячо любили меня.
Пожилая женщина долго смотрела в окно, а потом поинтересовалась:
– А зачем ты приходила в мой дом в поисках работы?
– Мне не нужна была работа, – вымолвила Дарси, не видя причин скрывать правду. – Я уже работала на Мика О'Шонесси. Мне просто хотелось увидеть вас и дом, в котором мама провела детство.
Не отрывая взгляда от окна, Джорджина спросила:
– А тебе известно, почему я не наняла тебя?
– Вы сказали, что у меня недостаточно опыта, чтобы чистить ваши кастрюли.
Бабушка перевела взор на внучку, и уголки ее рта приподнялись в печальной улыбке.
– Ты была слишком красива, моя дорогая. Все слуги нашего квартала переполошились бы, пусти я тебя в дом. – В ее голубых глазах блеснули слезы. – Ты даже не представляешь, как часто в последнее время я сожалела о том, что не пригляделась к тебе внимательнее, – прошептала она, – как я жалела о том, что не узнала в тебе черты своей дочери. Так много лет потеряно, так много бессмысленной боли перенесено... Если бы только ты тогда сказала мне правду...
– Боюсь, гордость не позволила мне сделать это.
– Вся эта гордость – наследство от дедушки, вот что, – с горечью, потушившей улыбку на ее лице, промолвила Джорджина. – Ты позволяешь ей править своими поступками?