Белл прищурился, глядя на Кендалла:
– Ты уверен, что готов к этому? Прошло всего два года после того, как…
Продолжать не имело смысла: все они знали, что он имеет в виду, – да и выражение лица Кендалла не сулило Беллу ничего хорошего.
– Хвала небесам! Просто дождаться не могу, когда уже я перестану быть тем единственным среди нас, кого связывают узы супружества, – наконец подал голос Эван Ферчайлд, виконт Клейтон.
Рис засмеялся. Клейтон совсем недавно позволил себя стреножить, причем сознательно. Виконт был чрезвычайно богат, занимался наукой и политикой, принимал активное участие в работе парламента и никому даже в голову не приходило, что он женится первым. Клейтон на днях вернулся из свадебного путешествия и выглядел совершенно счастливым, так что даже Рису пришлось признать, что брак, похоже, пошел ему на пользу. Кто знает? Возможно, это и правда не так уж и плохо: дом, жена, дети…
Рис сделал большой глоток из кружки и посмотрел на всех троих друзей. Они дружили с детства, когда юнцами встретились в Итоне, и с тех пор всегда держались вместе, несмотря ни на что. Каждый играл в этой компании свою раз и навсегда отведенную ему роль.
Как раз сейчас Кендалла больше всего волновал билль о занятости, который был частью законопроекта, выдвинутого его старшим братом перед смертью от чахотки и который пытался протащить через парламент.
Белл, маркиз Беллингем, выслеживал изменника, из-за предательства которого английская армия потерпела поражение в битве на испанском берегу реки Бидасоа.
Рис вдруг осознал, что лишь у него нет никаких занятий, которые хотя бы отдаленно походили на серьезные. Он по-прежнему посещал питейные заведения и волочился за женщинами. В конце концов, именно этого общество ожидало от герцога Уортингтона, повесы и лоботряса. Он был одним из немногих обладателей его титула, кого куда больше заботили собственные удовольствия, чем благосостояние их имений. Для этого существуют управляющие, и у Риса имелся таковой. Мало того: как они считали, почти ежедневно им приходилось встречаться и Рис должен был выслушивать скучнейшие доклады о том, как идут дела в его собственности. Чего еще можно от него требовать? В конце концов, жизнь существует не для того, чтобы проводить ее, уткнувшись в бухгалтерские книги с бесконечными столбцами цифр, да и вообще в какие-либо книги, если уж на то пошло. И сколько бы Белл ни подначивал его из-за нелюбви к чтению, Рис по-прежнему был убежден, что это тоска смертная.
Как раз с цифрами Рис неплохо управлялся, но вместо того, чтобы применять свои способности в управлении имениями, использовал их за карточным столом, если не был изрядно навеселе. К сожалению, это случалось чаще, а потому и проигрывал. Но какая разница? Сегодня проиграл – завтра отыгрался, в этом и есть прелесть игры: всегда имеется второй шанс. В отличие от женитьбы.
А вот с женитьбой сложнее – можно застрять до конца жизни. Он убедился на собственном опыте, что почти все дамочки – коварные лгуньи: готовы на все, чтобы выудить рыбку покрупнее. А в их мире, в блестящем высшем свете, самая крупная рыба – это, конечно, если не представитель королевской семьи, то герцог. Эту истину родитель вкладывал в голову Риса с тех пор, как тот едва научился говорить, поэтому отпрыск всегда относился к дамам с особой осторожностью, то есть предпочитал отношения без обязательств.
В отличие от Кендалла Рис хотя бы не сделал официального предложения даме, в которую едва не влюбился. Что касается леди Эмили Форсуэл, Рис всегда с подозрением относился к ней. Эта женщина никогда не проявляла особой радости при виде жениха, и когда накануне свадьбы она бросила его ради барона, Рис не удивился, хотя и пришел в ярость, причем это задело его куда сильнее, чем самого Кендалла.
Сам Лукас, в то время еще второй сын, служивший в военно-морском флоте, принял эту новость со своего рода сдержанной печалью, но Рис был готов отыскать эту женщину и высказать ей все, что думает о ее поступке. Не то чтобы именно ему следовало читать нотации кому бы то ни было, но уж Кендалл-то имел на это полное право.
Риса смогло утешить только одно: теперь леди Эмили придется до самой смерти жить с мыслью, что она прогадала, бросив графа ради какого-то барона. Ха!