— И куда ты их дела?
— Выбросила, конечно. На фиг мне этот хлам? — фыркает блондинка, морща свой острый нос. Правда, победная улыбка быстро гаснет. — Думала, ее отстранят от защиты, но почему-то этого не произошло. Она просто неубиваемая какая-то. — В ее голосе искреннее недоумение, смешанное с раздражением: — Может, действительно Белову сосет? Или еще кому-нибудь?..
Рябова звонко хихикает, с готовностью поддерживая подругу.
— В общем, в любом случае проблемы у нее будут, хоть и не такие большие, как хотелось бы. Ну? И кто здесь молодец?
— Пойдем-ка прогуляемся, — беру Верховцеву под руку и тащу ее за собой к лифту. Маринка хочет пойти следом, но я оглядываюсь на нее, одаривая лютым взглядом, — Тебе нечем заняться?
— Я… — она обескураженно хлопает глазами, как бестолковая Буренка, и беспомощно смотрит на притихшую подругу.
— Займись своими делами! — бросаю равнодушно и продолжаю свой путь.
Мы заходим в лифт, и только тут Ирка осторожно произносит:
— Меранов, тебе не кажется, что это было грубо?
— Нет, — хлопаю кулаком по кнопке нужного этажа, — в самый раз. Меня заколебало, что она, как хвост, повсюду таскается. Хотел бы видеть ее физиономию — предложил бы встречаться.
Заправив руки в карманы, смотрю на потолок, пружиню на носках от нетерпения, от нервов, а Верховцева стоит в углу и настороженно на меня поглядывает. Дошло, видать, что я не в себе.
Лифт останавливается, распахивает двери, выпуская нас из кабины. Наплевав на правила приличия, я выхожу первый и устремляюсь вперед по коридору, слушая, как позади цокает каблуками блондинка, безуспешно пытаясь за мной успеть.
— Захар, куда мы идем? — в ее голосе появляется легкая паника.
— Сейчас узнаешь, — с этими словами без стука распахиваю дверь в кабинет и рывком заталкиваю свою «ненаглядную» внутрь.
Белов встречает нас вопросительным взглядом поверх очков:
— Чем обязан?
— Вперед, — киваю Ирке, вынуждая ее приблизиться к преподавательскому столу.
Она вся сжимается, смотрит затравлено, не понимая, какая муха меня укусила.
— Я вас слушаю, — взгляд у Белова цепкий, словно багор.
— Давай, — снова киваю.
— Я не понимаю, чего ты от меня хочешь, — Ирина капризно надувает губы.
Понятно, дуру решила включить.
— Рассказывай про украденные документы.
Борис Тимофеевич вскидывает брови, и взгляд становится на десять градусов холоднее.
— Я… не... ничего не крала.
— Ты только что хвасталась тем, что вытащила документы у Осы… у Осиповой.
Белов снимает очки и поднимается из-за стола, а Верховцева при этом испуганно отступает. Ее взгляд затравленно мечется по кабинету, скачет то на меня, то на препода.
— А сам-то! — наконец, истерично выкрикивает, покрываясь красными пятнами. — Кто курсовик ей поменял?!
— Ну, допустим, я, — равнодушно жму плечами.
Ирка изумленно затыкается. Неужели думала смутить? Зря. Меня таким не проймешь.
Белов смотрит на меня, я смотрю на него. Прямо, не скрываясь, не отрицая. Да, я.
— Вы понимаете, что у вас будут большие проблемы? У обоих? — наконец, произносит он, и по интонации понимаю, что ничего хорошего жать не стоит.
— Вполне. Можно идти? Спасибо, — и, не дожидаясь ответа, выхожу в коридор.
Перепуганная, бледная как смерть, Ирка бежит следом.
— Ты охренел, Меранов?! — она подлетает ко мне и с размаху толкает в грудь. — Совсем чокнулся?!.
Возможно.
— Да он нас сожрет на защите! Кишки будет медленно на палку наматывать и в глаза смотреть! Какая муха тебя укусила?!
Смотрю на нее, не понимая, как мог столько времени потратить впустую. У Верховцевой вытягивается лицо.
— Нет, Мерз. Нет! — тянет недоверчиво. — Только не говори, пожалуйста, что это из-за суки Осиповой.
Снова молчу.
— Из-за нее да? — появляются истеричные ноты, которые я на дух не переношу, — из-за этой…
— Все, свободна, — просто ухожу, и мне плевать, что она там кричит мне в спину.
***
День прошел каком-то сумраке, между попытками дозвониться до Осы и бессмысленными делами. Сконцентрироваться на чем-то конкретном не получалось, все мысли только вокруг непутевой одногруппницы крутились. Сказал бы мне кто-нибудь в самом начале, что так будет — я бы рассмеялся в лицо. Теперь уже не до смеха.
За весь день из полезного только то, что мать по магазинам свозил да сумки помог дотащить. Все остальное — тлен.
Верховцева одолевала звонками. Первый раз — истошно орала о том, какая я скотина, обижаю ее, не ценю, а она все для меня делает. В чем именно ее дела заключаются, я так и не понял. Второй раз звонила и ревела, спрашивала, серьезно ли я ее послал на хер. Серьезнее не бывает. Третий раз я не ответил, просто забросил номер в черный список.
Надежды на то, что Оса объявится и сама мне перезвонит, не было ровным счетом никакой. Не перезвонит. Даже не подумает об этом. Но найти ее надо.
Поэтому вечером все-таки не выдержал. Собрался и поехал в общагу.
Комендантша встретила меня грозным взглядом, но ничего не сказала, только демонстративно на часы посмотрела, намекая, что для гостей поздновато. Но когда меня это останавливало?
Лифт почему-то не работал, пришлось подниматься по темной обшарпанной лестнице. По пути мне не встретилось ни единого студента. Кто-то уже уехал домой, кто-то добивал сессию или готовился к защите, синея над учебниками и конспектами.
Оказавшись перед нужной комнатой, я прислушался. Из-за двери не доносилось ни звука, но внутреннее чутье настойчиво твердило, что она там. Я чувствовал ее — притяжение, будто ножом по нервам.
Постучался. Отрывисто, нетерпеливо. И снова прислушался.
Легкий шорох, а потом снова тишина. Все ясно. Не откроет. Тем более мне.
Ну что ж, сама напросилась. Впервой, что ли, в ее комнату без разрешения забираться? Здесь двери из говна и палок, а замки вообще из разряда — дунь, плюнь и развалится. Я в прошлый раз его пластиковой картой отжал. В этот раз — тоже.
Легкий щелчок, и, толкнув дверь плечом, захожу внутрь. В комнате царит полумрак. Горит лишь тусклый светильник, торчащий уродливым шаром у окна.
Оса сидит на кровати, привалившись спиной к стене, и встречает меня холодным… пьяным взглядом. Рядом с ней большая бутылка коньяка. Наполовину пустая.
Я мысленно присвистнул. Похоже, девочка решила сегодня оторваться по полной.
— Ты знаешь, что в одиночку пью только закоренелые алкаши? — подхожу ближе, всматриваюсь, пытаясь оценить масштабы катастрофы.
Она берется за бутылку и делает большой глоток, при этом, не отрываясь, смотрит не меня. Мда-а…
Глаза у нее зареванные, опухшие, а по щекам красные пятна. И это царапает, задевает что-то внутри.
— Зачем пришел? Я тебя не приглашала, — вроде с вызовом, но жалко и неубедительно.
— Поговорить хочу.
— Я не хочу, — затылком прижимается к стене и лениво рассматривает меня, водя взглядом то по лицу, то по телу.
— Через не хочу.
Оса хмыкает:
— Мерз во всей своей красе.
Я ничего не отвечаю на ядовитое замечание, просто продолжаю стоять над ней, как надзиратель. Она поднимается с кровати, обходит меня, словно прокаженного и, пошатываясь, направляется к выходу. Широким жестом распахивает дверь, при этом едва успевает схватиться за косяк, чтобы не упасть.
— Все, красивый, на выход, — кивает в сторону коридора, — не до тебя. Видишь, девушка в печали и хочет пострадать в гордом одиночестве.
Хрен тебе, Оса, а не выход. Я весь день думал только о том, как до тебя добраться.
Игнорируя ее слова, стаскиваю куртку и бросаю ее на стул. Я здесь надолго. Потом беру полупустую бутылку и пью прямо из горла — алкоголь обжигает пищевод, падая в пустой желудок злым огненным ежом. Сорок градусов как-никак. Совсем не девичий напиток. После этого бесцеремонно плюхаюсь на старую раздолбанную кровать, поднимаю взгляд на взъерошенную хозяйку.
Аня все так же цепляется за косяк, мотается, а на лице растерянность, смешанная с раздражением: