«Все будет хорошо».
На этот моменте меня все-таки прорвало. Слезы покатились по щекам, и я, стирая их тыльной стороной ладони, побрела прочь.
Глава 18
А жизнь действительно продолжалась. Ей было плевать на то, что мне плохо, что я хочу спрятаться и пересидеть в темном укрытии ближайшие лет пять-десять, пока заново не отращу броню или не найду потерянный кусок сердца. На смену ушедшего дня приходил новый, настойчиво будя солнечными лучами, пробивающимися сквозь неплотно сдвинутые шторы, заставляя открывать глаза, подниматься и идти вперед.
Аллочка, у которой я по-прежнему жила, подозрительно косилась на мою мрачную физиономию и не оставляла попыток докопаться до причин моего скорбного вида. В результате однажды я не выдержала и на ее вопрос «в чем дело» ответила напрямик, не таясь:
— Меня бросил парень.
— И-и-и-и? — вопросительно протянула она.
— Что и? Меня бросили. Я в печали, грущу, занимаюсь самоедством и подумываю спрыгнуть с моста.
— Туфли мне только свои оставь. Красные. У них колодка такая удобная, м-м-м, — мечтательно протянула она.
— Какая колодка?! — я вспылила. — Я ей тут жалуюсь, душу изливаю, а она о тапках грезит!
— У всех свои проблемы.
Не тетка, а самая натуральная Зараза!
— В чем беда-то? Ну, бросил и бросил. Можно подумать, это был последний парень на земле, и теперь днем с огнем нового не сыщешь.
— Ты издеваешься? — насупилась я.
— Да.
— Знаешь что! Я завтра же от тебя съеду.
— За-автра-а… — расстроенно протянула она, — а почему не сегодня?
Я зашипела и, гордо задрав нос, покинула кухню, а вслед мне донеслось:
— Эй! Что насчет туфель?!
Я выскочила на балкон и жадно вдохнула воздух. Только что прошла гроза, в воздухе пахло дождем, озоном и свежей зеленью. Мой любимый запах.
Сзади тихо скрипнула дверь и, к моему огромному неудовольствию, на балкон вышла несносная тетка:
— Злишься? Уже хорошо. Хоть румянец на щеках появился. А то сидела квашня квашней.
— Я не квашня, — прошипела сквозь стиснутые зубы, принципиально не оборачиваясь в ее сторону.
— Еще какая, — усмехнулась Аллочка и, подойдя ближе, бесцеремонно притянула к себе.
— Я…
— Цыц! — придавила еще сильнее, не давая отодвинуться, и начала гладить по загривку, как кошку.
— Еще за ухом почеши!
— Без проблем, — взяла и почесала.
Злость схлынула, и на ее место внезапно накатила слабость. Я перестала вырываться, уткнулась ей в плечо, глаза прикрыла и замерла.
— Ань, ну, бросил и бросил, — философски произнесла она, — я, конечно, понимаю, что сейчас тебе хреново, ничего не хочется, и кажется, что все. Конец. Не будет в жизни больше ни любви, ни радости…
Именно это я и ощущала.
— Поверь своей тетушке, которая уже дважды замужем побывала и не собирается останавливаться на достигнутом — все пройдет. Поболит, конечно, и по ночам спать не даст, но все равно пройдет. Жизнь продолжается...
Черт, эта фраза меня преследует.
— Как бы банально это ни звучало, тебе переключиться надо.
— Мне никто не нужен, — тут же отозвалась я.
— Речь не про мужиков. Поверь, ты им такая кислая и несчастная тоже на хрен не сдалась. Мало кто из них любит слезы за другими козлами подтирать.
Мерз не козел. Он просто… Мерз.
— Поэтому план такой: до пятницы можешь еще пострадать, пожалеть себя...
— Что потом?
— Потом у меня начинается отпуск. Во-первых, едем домой. Родители тебя уже заждались.
— Я не могу показаться перед ними в таком разобранном виде.
— Так соберись.
— Не могу.
— А ты постарайся. Порадуй батю с матерью, — жёстко произнесла она, — потом махнем на недельку на море.
— Не хочу.
— Хочешь. Меня тоже надо порадовать. Я столько суетилась ради тебя, так что отказ не принимаю. Позагораем, покупаемся. Программа максимум: мне — найти нового мачо, тебе — вернуть здоровый румянец.
— И что дальше? — ее энтузиазма я не разделяла. Мне не хотелось ни румянца, ни уж тем более какого-нибудь залетного мачо.
— Потом, дорогая моя, ты пойдешь на работу как нормальный взрослый человек. Будешь вкалывать по восемь часов в день, а может, и больше, чтобы времени на всякую ерунду, на мысли бесполезные не хватало. И хобби заведешь. Картины будешь писать, маслом!
— Чего? — посмотрела на нее, как на слабоумную. — Какое масло? Какие картины? Ты мне еще предложи вышиванием заняться.
— Почему бы и нет? А там, глядишь, и глазки заблестят, и волосики не будут похожи на пучок из-под козьего хвоста, — она бесцеремонно потянула блеклую, не особо причесанную прядь, — и интерес к жизни проснется.
— Как у тебя все просто, — проворчала я, осторожно высвобождаясь из крепких тетушкиных лапок свои несчастные волосы.
— Так зачем усложнять? За нас это прекрасно сделают другие. И вообще, Ань, я тебя не узнаю. Ты же никогда не пасовала перед трудностями.
— Просто меня никогда не бросали.
— Все когда-то бывает в первый раз, — пожала плечами Алла, — расценивай это как новый опыт. Хреновенький, но свой.
— Да на кой черт мне такой опыт сдался?!
— Просто для опыта. Чтобы не расслаблялась…
Расслаблялась? Да я уже забыла, как это делается!
— В общем, все. Фронт работы я тебе озвучила. Готовься! Я пойду чай поставлю, — Аллочка бодро выпорхнула с балкона, — а ты не забудь — в пятницу начинаешь новую жизнь!
— Непременно, — пропыхтела себе под нос и выглянула на улицу.
По лужам расходились круги от капель, срывающихся с деревьев, легкий ветер гнал по небу серые остатки грозовой тучи, и местами пробивались робкие солнечные лучи. Два десятка шустрых взъерошенных воробьев облюбовали ветки березы напротив наших окон и теперь самозабвенно наперебой чирикали. По двору с гвалтом носились насквозь мокрые пацаны, на соседнем балконе пожилой мужчина с удовольствием дымил сигаретой, щурясь от табачного дыма, а над городом перекинула коромысло яркая радуга.
Да, жизнь продолжается.
***
Мы с тетушкой неспешно обедали в маленьком кафе неподалеку от универа. Я навернула полноценный комплексный обед и теперь радовала себя десертом — шоколадным пирожным с миндальной крошкой и легкими завитками сливочного крема.
— Если бы я столько сладкого жрала, у меня бы жопа была, как пароход, — завистливо проворчала Алла, потягивая зеленый чай. В последнее врем она увлеклась идеями правильного питания и мучила себя пареными овощами, несоленой рыбой, ростками пшеницы и прочими сомнительными деликатесами, — могла бы поберечь мою ранимую психику и не получать такой откровенный кайф.
— Обязательно, — я откусила еще кусочек и восхищенно прикрыла глаза, — блаженство.
— Зараза, — беззлобно отозвалась тетушка.
— Ты смотри-смотри, наслаждайся, — подначивала ее, продолжая уплетать сладкое, — времени до конца перерыва еще предостаточно.
Теперь я тоже работала в универе. Ассистенткой на кафедре у Белова. Уж не знаю, сам или по наводке дорогой тетушки, но он позвонил в начале августа и сделал предложение, от которого я просто не могла отказаться:
— Хочешь скромную зарплату, невыносимый график и злобного начальника?
— Хочу, — не задумываясь, ответила я.
Самостоятельные поиски работы к тому времени зашли в тупик. Диплом был, а понимания, где бы я хотела себя реализовать, отсутствовало. Вроде специальность техническая, и учиться мне нравилось, но вот инженером, технологом на производстве я себя не видела.
В итоге попала на такую работу, о которой и не грезила никогда. Даже мысли не допускала. И вот как оно обернулось.
Пока мне все нравилось: и работа на кафедре, и график, и даже суровый начальник, с которым мы давно нашли общий язык. Я звала его исключительно по имени-отчеству, он звал меня — генератором проблем и боевой свистулькой. Так и работали. Не скажу, что душа в душу — были и споры, и песочил он меня по страшному, когда тупила и что-то делала не так, но мне все равно все нравилось.