Ладно. Она же откуда-то мне мыло отправляла, значит, какой-никакой комп у старушки есть, доступ в сеть тоже имеется. Какой-никакой комп лучше, чем никакой. Будет где закончить кошачий сайт. Фотошопом и прочим креэйтив сьютом где-нибудь разживусь – да хоть у Строганова, если он не свалил на каникулы куда-нибудь в Альпы… Тут я вздохнула. Это был неконтролируемый и неподавляемый, совершенно особенный вздох, который имел отношение только к Василию Строганову. Вздох – констатация того, что есть вещи, которым не суждено случиться. Ни одного шанса на миллиард. Ни-ког-да. Ни при каких условиях. Известно, что при правильном оскале фортуны всякая брюнетка может стать блондинкой, прачка – премьер-министром, королева красоты города Мухосранска может покорить Голливуд, гарвардский недоучка может создать великую корпорацию, а маленький индийский засранец выиграть миллион в телешоу.
Но я и Строганов…
Я снова вздохнула. Знакомы мы были со школы. Ужасно хочется наврать про первую любовь, про то, как дрались азбуками, про косички и веснушки, про то, как он носил мой портфель, а я списывала у него контрольные по математике, но не буду. Потому что Васька Строганов был сам по себе, а Катька Свиридова – сама по себе. И в политехе, хоть и дурачились, на публике играя в безудержный флирт и даже в «отношения», никогда не переходили за черту «просто дружбы». Дружили хорошо. Честно. Часто встречались, выбирались на какие-то пикники, ходили в кино и на концерты, болтали, смеялись, спорили… Но Василий Строганов сам по себе, Катерина Свиридова сама по себе. Потом Строганов перебрался в Москву. Перед отъездом устроил проводы – странные, скомканные. Собрал народ – человек десять не самых близких друзей. Поехали на Волгу. Сидели на берегу до самого утра, говорили никчемности, вспоминали прошлое, как будто нам уже по тысяче лет, и, кроме воспоминаний, не осталось ничего. Строганов был непривычно язвителен и саркастичен, точно оправдывался. Остальные смеялись, но, кажется, завидовали. В то утро, уже прощаясь, Строганов пообещал не пропадать. И добавил: «Кать, буду скучать», – и скривился, поймав случайную и глупую рифму.
«Уехал твой Строганов? Не взял тебя с собой? Найдет себе москвичку, а ты кукуй тут одна», – мама держалась целую неделю. Я пожала плечами. Мамам не пояснить.
Через два года Строганов объявился в аське, еще через полгода я собрала рюкзак и купила билет на поезд «Саратов – Москва».
«Что? Наигрался твой Строганов? Москвичкам неподходящ оказался? Тебя зовет… А ты и побежала», – мама обиженно надувала губы. Мамам не пояснить.
Скорее всего, Строганов чувствовал себя немного виноватым за то, что я торчу в Москве нерезиновой без работы, без денег, без планов на будущее и вообще «без». Смешной. Хороший. Наверное, он думал, что обязан как-то за мной присматривать. Нашел мне квартиру, суетился по поводу работы. Зачем-то старался развлекать. Сперва все пытался вытащить меня куда-нибудь, звал то на ужин, то кататься на коньках, то просто в кино. Я же ощущала себя каким-то немощным зверьком, которого подкармливают из жалости. Спасибо, не надо. Сначала просто отговаривалась, потом, после десятого приглашения на каток, пришлось заявить в открытую: «Строганов, отвали! Давай как всегда: ты сам по себе – я сама по себе! Справлюсь сама. Не маленькая». Строганов что-то буркнул в трубку, но доставать звонками перестал.
Мы продолжали перекидываться мылами и эсэмэсками, иногда болтали по скайпу, но теперь почти всегда о работе. Впрочем, то, что выходило за границы «почти всегда», всякий раз заставляло меня грустно и с улыбчивой безысходностью вздыхать. «Хороший» – вот единственное и абсолютное емкое слово. Спросите меня, какой он, этот Васька Строганов, и я с полной уверенностью и сразу скажу: он хороший. Хороший. Умный. Надежный. Весёлый. Искренний. Честный. Замечательный. Друг. И совершенно неподходящий для чего-то большего. Неподходящий совсем и бесповоротно.
Такие вещи знаешь всегда. В детстве, когда ты еще честен сам с собой, знаешь особенно четко, проходишь мимо без сожалений и обид. Потом взрослеешь, засоряешь себе голову надеждами, а душу мечтами, поешь по утрам «кто хочет, тот добьется», отчаянно лезешь на новые территории, получаешь по лбу раз, два, три… И однажды, в какой-то особенно одинокий (мама не в счет) вечер – рраз… и откровение – не всё в этом мире по твоим зубам. Ничего страшного. Просто с безжалостной ясностью и навсегда осознаешь, что есть твое пространство, а есть пространство не твоё. Можно жить дальше и даже лучше чем прежде, потому что доступные горизонты становятся отчетливее и ближе, а всё остальное автоматически вываливается в папку с надписью «несбыточное». И незачем даже туда заглядывать – время терять.