И все же, несмотря на видимость значительных успехов, результаты усилий европейцев в освоении Японии носили довольно ограниченный и поверхностный характер. Причем не только в политической, но и в идейной и психологической сферах. На протяжении этого первого, длившегося почти столетие, периода контактов с Западом Япония и Европа оставались друг для друга во многом малопонятными и чуждыми мирами. Европейцы не смогли по-настоящему разобраться в новой и необычной для них культуре, в этических и социальных ценностях и нормах Японии. Этому препятствовало, в частности, их отношение к японцам только как к возможному объекту эксплуатации и порабощения.
Например, их стремление как-то понять особенности японской культуры, специфику страны сводилось в основном к сомнительным попыткам выявить какой-то особый генетически заданный характер японского народа. Так, итальянский проповедник Алессандро Вальяно приписал японцам такие якобы обязательные для них всех черты, как вежливость, высокая нравственность, храбрость, жертвенность, а также фальшь и склонность к предательству [81, с. 73—75]. В большинстве своих описаний страны европейцы высокомерно и с презрением называли японцев (кстати, как и китайцев) не иначе, как дикарями, язычниками и неграми [81, с. 84].
Японцы, со своей стороны, с удивлением и недоверием относились к европейцам, особенно к прибывшим в начале XVII в. в страну англичанам и голландцам. Они не только часто не понимали их религиозных и политических учений, но и весьма поражались даже их внешнему виду и манере поведения. Японцев, например, изумлял необычный расовый тип, противоестественный, с их точки зрения, цвет волос многих европейцев — блондинов и рыжих (с тех пор за европейцами утвердилось даже общее название «красноголовые») [81, с. 293], возмущали частые драки, поножовщина и пьянство европейских моряков [81, с. 294]. Все это не могло не сказаться на эффективности духовного и религиозного воздействия Европы на Японию.
Христианство в Японии распространялось скорее вширь, чем вглубь. Многие японцы в вопросах веры часто лишь слепо следовали за своими обращенными в христианство феодальными господами. Большинство из них были весьма относительными христианами, плохо разбиравшимися в основах нового учения. Они, например, могли наивно полагать, что Христос — это король Португалии или же какой-то важный святой на Филиппинах *[81, с. 169].
Однако все это вовсе не говорит о том, что христианство вообще никак не повлияло на идеи и психологию японского народа. Определенное воздействие, несомненно, имело место, в основном на ту его часть, которая приобщилась к новой религии. Но очень часто оно было далеко не таким, каким его хотели видеть отцы католической церкви и японские феодалы-христиане. В среде крестьян, горожан и особенно париев с полным пониманием и готовностью воспринимали в первую очередь идеи о естественном равенстве всех людей перед богом, о неизбежности наказания за аморальное поведение, несправедливость и обман. Причем эти идеи часто рассматривались как обоснование и призыв к социальному переустройству общества.
Контакты с европейцами иногда оказывали воздействие на социальную идеологию и психологию японцев самым неожиданным образом. Например, тем, что жители Страны восходящего солнца узнали о свободном и широком употреблении пришельцами с Запада в пищу мяса, об их занятиях производством и продажей кожаных изделий, что в Японии издавна считалось «осквер
няющими» человека деяниями, допустимыми лишь для париев. С одной стороны, эти сведения порождали сомнения в достоинстве и порядочности самих европейцев, с которыми, возможно, не следовало бы иметь дело, поскольку они, оказывается, ничем не лучше презренных эта и хинин. А с другой стороны, возникали и определенные сомнения, в первую очередь, конечно, в среде самих париев, в оправданности и абсолютной справедливости старых догм «осквернения».
О том, что японцы придавали этому обстоятельству достаточно большое значение, может свидетельствовать, например, такой характерный факт. Во время одной из своих бесед с влиятельным португальским миссионером Тоётоми Хидэёси спросил его о том, что весьма волновало многих японцев: «Почему вы едите мясо?» В ответ миссионер, очевидно уже хорошо понимавший истинную подоплеку этого вопроса, сказал, что в Португалии употребление в пищу мяса не считается чем-то предосудительным. Но если японцы считают, что это может помешать обоюдно полезным контактам, то европейцы готовы искренне отказаться от такого неприятного для них обычая [81, с. 146].