Говоря это, она куда-то звонила. И вид при этом у нее был крайне невозмутимый и деловой. С таким лицом звонят в справочную, чтобы узнать номер телефона аптеки или прачечной. Шубин смотрел на нее, качая головой. Он еще не понял, радоваться ему или нет. С одной стороны, получалось, что она разыграла его, чтобы проверить свою психологическую версию. С другой, что никто ее в Москве не ждет и это лишь спектакль, который ему надо как можно скорее забыть. Но окно-то ведь разбито!
– Куда ты звонишь? – глухо спросил он и с трудом глотнул.
– Дворнику, он живет в соседнем подъезде. Если он дома, то я попрошу его вставить стекла прямо сейчас. Раньше в дворницкой была стекольная мастерская, – объясняла она как ни в чем не бывало, – но стекольщик спился и умер. Так что стекла там много, на это окно хватит.
Он должен был уйти. Немедленно. Хлопнуть дверью так, чтобы дворнику пришлось не только вставлять стекла, но и чинить дверь. Но не мог. Хотя и не знал, о чем она думает в данную минуту.
«Если он сейчас уйдет, то все останется по-прежнему. А если останется, то уже завтра переедет ко мне…»
– Что-то никто трубку не берет, – она покачала головой, словно только это и занимало ее больше всего в эту минуту. – Вот черт, как холодно-то стало… Шубин, не ожидала от тебя такой экспрессии!
Она положила трубку, и в это время раздался звонок.
– Слушаю…
– Моя фамилия Холодкова, – услышала она хрипловатый и какой-то бесполый голос. – Я бы хотела встретиться с вами. Лучше всего завтра в десять часов. Вы сможете?
«Холодкова. Да это же подруга Зои и Ирины».
– Хорошо. Подъезжайте на Абрамовскую, в агентство. Вы по поводу Зои?
– Да… – сдавленным голосом ответила Холодкова, и Юля сразу представила себе ее: высокая, худенькая, коротко стриженная, в мужской одежде.
– Договорились. Вы, кстати, не видели Иру Званцеву?
– Нет, но это она звонила мне. Может, мы приедем вместе. Всего хорошего.
Чувствовалось, что Холодкова только что узнала о смерти подруги и не могла долго говорить из-за подступивших слез.
– Это подруга Пресецкой, – сказала Юля, обращаясь к застывшему в дверях Шубину. – Завтра подъедет в агентство. Знаешь, по – моему, самое главное – это вычислить ее последнего мужчину. Я имею в виду Зою. Ты еще злишься на меня?
– Значит, ты надевала это красное платье, чтобы сыграть со мной в игру? – спросил Игорь, хватая ее за руку и притягивая к себе. – Отвечай.
Красное платье шилось для Крымова, как и все остальные платья и юбки. Все в этой квартире делалось в угоду Крымову. Но его не было. Был Шубин, который должен был ненавидеть это платье. И это вино, и эту зеленую свечу, и этот сыр. Это был нежный и похожий на масло швейцарский сыр, который любил Крымов. И который теперь продолжала любить Юля.
Она заплакала. Никогда ей еще не было так одиноко и холодно.
Шубин стянул с дивана плед, укутал ее и сунул ей в руки телефон:
– Если тебе так плохо, позвони ему. Не мучайся, – сказал он не своим голосом. – Но ведь так нельзя, пойми ты.
Он не мог больше говорить. Встал, прислонился к стене, скрестив на груди руки, и закрыл глаза. А что еще он мог сказать, глядя, как человек мучается? Крымов не женат, он свободен, как и она. И он тоже любит ее. Так зачем же страдать, если существуют тысячи километров телефонных проводов, которые служат людям как раз для таких экстренных случаев…
Он слышал, как она набирает номер. Содрогаясь всем телом и хлюпая, как какая-нибудь девчонка. Никакого желания скрыть переполнявшие ее чувства. Он стиснул кулаки. А представив, как сейчас далеко отсюда, в своей парижской квартире Крымов берет трубку и, оторвавшись от очередной любовницы, воркует с Земцовой, вливая ей в уши капля за каплей мед любовного красноречия, не выдержал и ушел на кухню. Там закурил.
– Он сейчас придет… – услышал он вскоре ее плачущий голос. – Говорит, с собакой гулял, поэтому его телефон не отвечал.
Оказывается, это она обращалась к нему, Шубину, говоря о дворнике, до которого она все же дозвонилась и который сейчас придет, чтобы вставить стекла. И Шубин подумал, что ему в сердце тоже не мешало бы вставить выбитые стекла – надежду. Вот только где взять такого дворника?..
Глава 3
К трем часам ночи она совершенно забыла о существовании мертвого тела, которое еще недавно было Зоей Пресецкой. Лежа в постели с Шубиным и чувствуя под щекой его упругое и надежное плечо, Юля думала о том, как удивительно приятно находиться в такую непогоду в объятиях мужчины, зная, что он – почти твоя собственность. Как купленный недавно диван или одеяло. И какое счастье, что он не видит ее мыслей… Она улыбнулась и еще глубже зарылась в складки теплого одеяла.