Только не у нее. Встреча с интернетным знакомым, челюстным ортопедом «с прекрасными зубами и благородным профилем» принесла разочарование. Свои любимые сигареты она могла курить лишь на кухне под вытяжкой. Так что у этого ортопеда не было шансов стать ее супругом номер пять. Только тут я вспомнил - ведь я не позвонил Беате после обеда, как мы договаривались. И Стефан напрасно прождал меня утром на Рейхенбахском мосту. Плохой я друг.
Остаток рабочего дня я провел в одиночестве в своем подземном кабинете, словно узник. Оформил заказы на доставку «утюга» для волос, убрал в архив отработанные бумаги, ответил на электронную почту, заметив при этом, что некоторые новости разносятся автоматически: Джереми в Лондоне знал, что Алеша приехал ко мне в Мюнхен. Ева в Богенхаузене была в курсе, что Клаудия собиралась прийти ко мне в салон. И она все-таки пришла.
Я ждал ее в салоне. Прошло больше часа, с тех пор как Керстин, последняя, убрала расческу и ножницы и удалилась со своей длинноволосой клиенткой, прическа которой получила приз на прошлой неделе. Алеша встречался с потенциальным покупателем статуэтки. Наконец, появилась Клаудия. Она протянула мне руку, как на деловой встрече - никаких поцелуйчиков в правую и левую щеки.
- Хочешь чего-нибудь попить? Или мне сразу тебя стричь? - спросил я.
- Пожалуй, не откажусь. Сначала попью. Но только самую чуточку.
Она присела на краешке дивана в глубине салона, так, словно он был не мебелью, предназначенной для этого, а какой-нибудь скульптурой, и стала листать номер «Вамп». Я зажал бутылку коленями, но не справился с пробкой - она выстрелила. Хлопок был крайне неуместным, как и пена, хлынувшая из горлышка. Праздновать нам было нечего. Я поднял из лужи сумочку Клаудии.
- За тебя, - проговорил я. Когда чокаешься этими узкими дудками, никогда не получается красивого звона.
- За то, чтобы все снова стало хорошо. - Клаудия была бледной, как шампанское в ее бокале. Она подержала напиток во рту и не сразу проглотила.
- Ты снова вышла на работу?
- С понедельника.
- Это отвлечет тебя от грустных мыслей.
- Конечно.
По Ханс-Сакс-штрассе прогрохотал мимо дома тяжелый грузовик, потом стало еще тише. Клаудия пила шампанское маленькими глоточками и оглядывалась по сторонам. Ей не нужна была прическа, ей требовался человек, с которым она могла поговорить про их общую подругу. Пожалуй, это и называется «соблюдением траура».
- Пойдем, - сказал я.
Будто поминальную свечку, она донесла бокал до кресла, где я стригу чаще всего. Там снова присела на краешек и оперлась о сиденье обеими руками.
- Александра тоже тут сидела? На этом кресле?
Я отложил в сторону пелерину и подвинул поближе еще одно кресло. Ах, Клаудия.
- Какой она была в тот вечер?
- Когда пришла в салон - возбужденной, нервной, но ушла, совершенно успокоившись. И была прямо счастлива и довольна своим новым платиновым цветом волос.
Клаудия покачала головой.
- Платиновый цвет. Как она только додумалась до такого? Ведь она была такая бледная.
- Выглядело это просто обалденно. - Тут я вспомнил про Кая, про его сегодняшний визит. Он был весь дерганый, потребовал, чтобы я сделал ему такую прическу, которая бы его изменила, причем сильно. Дома у него, мол, все жутко. Он выдвинул все ящики, просыпал на пол блестки, вывернул лампочки из светильников, но только еще больше разозлился. Я предостерег его, что окраска волос ничего не изменит: Александры все равно не вернуть. Потом все же выполнил его просьбу. Беа посмотрела на результат - красные, как помидоры, волосы.
- Совсем как мать. Всегда и во всем радикальный.
Это было несколько часов назад.
- Расскажи мне про твой последний вечер с Александрой, - попросила Клаудия. - О чем вы с ней говорили?
Я хотел подлить ей шампанского, но она накрыла бокал ладонью.
- Она сетовала на Холгера, - сказал я, - рассказывала про Кая, про работу, про какой-то конкурс или что-то в этом роде среди ваших читательниц. Жутко нервничала. Собственно, как всегда.
- Про меня она тоже что-нибудь говорила?
- Кажется, нет. Она все бредила новым бойфрендом.
Клаудия не отрывала глаз от маленьких пузырьков, всплывавших на поверхность в ее бокале. Казалось, она вот-вот разрыдается. Я поскорей продолжил свой рассказ.
- У Александры на пятках были огромные водяные мозоли. Она что, начала бегать? Вероятно, ради Кая? Или ради фигуры?
Теперь Клаудия улыбнулась.
- Я знаю, отчего у нее такие мозоли. Туфельки из Венеции. Мы вместе покупали.
- Ах, так.
- Был день рождения, последний, который мы вместе отмечали. Ей исполнилось тридцать семь. Мы с ней шли от Сан-Марко, и знаешь, кого увидели на катерке у Академии? Комиссара Брунетти, представляешь? Мы с ней сразу же поняли, что это он. Точно таким мы его и представляли. Стали его преследовать, незаметно, разумеется, и в одной боковой улочке на витрине лежали эти самые туфли. Они оказались впору нам обеим. Я сказала - бери их ты, а Александра - нет, бери ты. Тем временем Брунетти куда-то скрылся.
На поверхность всплывали новые и новые забавные случаи, словно углекислота в напитке, который пьянил нас и провоцировал на смех. Хотя Клаудия едва притронулась к своему бокалу.
Часом позже я закрыл салон и помахал рукой старику Хофману - тот опять сидел на другой стороне улицы у входа в кино. Клаудия взяла меня под руку, как когда-то Александра. В этот момент я увидел темно-зеленый «БМВ» с берлинским номером, аккуратный промежуток между ним и бордюрным камнем. Что забыл Холгер Каспари здесь, в Глоккенбахском квартале? Может, он сидел вон там, в ресторане «Суши и соул»? Нет, его серебристо-серого ежика нигде не заметно. Я уменьшил шаг, подлаживаясь под Клаудию. Что мне Холгер?
Мы проголодались и хотели где-нибудь поесть. Возле «Оранга-бара» стоял его хозяин. Он помахал мне рукой и показал на свободный столик на тротуаре. Клаудия выбрала макароны с инжиром и изюмом, я заказал стейк и зажег фонарь на столике. Клаудия достала сигарету - коричневую с золотым фильтром. Александра иногда тоже курила такие.
- Следующий учебный год Кай начнет уже в Берлине, - сообщила она.
- Решено? - Я поднес ей зажигалку.
Клаудия затянулась, но тут же погасила сигарету.
- Почему-то они у меня не идут.
- Я считаю переезд Кая слишком поспешным шагом, - заявил я.
- Важно, чтобы мальчик занялся теперь делом, а не бил баклуши с этой самой Антье. В конце концов, он ведь пока несовершеннолетний.
Бедный Кай! Скоро он окажется в чужом городе, со строгим воспитателем - Холгером. Антье, первая любовь, останется в Мюнхене.
- Ты ведь еще недавно говорила по-другому, - возразил я.
- Томас, я не могу взять на себя ответственность за мальчика. Не могу заменить ему мать. Мне и так с ним тяжело. Он постоянно торчит у меня, выспрашивает про Александру, про нашу дружбу, наше прошлое. В Берлине он будет под присмотром, с отцом и той женщиной.
- С какой еще женщиной?
- Подругой Холгера.
- И она, значит, заменит ему мать? Как все легко и быстро!
- Да, - отозвалась Клаудия, - все происходит быстро. На фото эта женщина выглядит достаточно мило.
- Это она устроила Холгеру алиби?
- Что еще за алиби?
- Его алиби. Ведь не исключено, что Холгер приехал в Мюнхен за день до убийства.
Клаудия постелила на колени салфетку.
- Правда? - Она сидела совершенно прямо.
- Та женщина сообщила криминальной полиции, будто в момент убийства Холгер находился в Берлине. Но его автомобиль был в Мюнхене - вероятно, все это время. Но почему ему понадобилось ставить машину на парковку тут, а самому быть в Берлине?
- Возможно, Холгеру действительно нельзя верить. И я все делаю неправильно. - Клаудия нервно засмеялась. - Забавно уже то, что он расспрашивает меня обо всем. И о тебе тоже. Он ревнует к тебе сына, потому что мальчик доверяет тебе, постороннему человеку, а не ему, родному отцу. Ревнует ко мне, ведь я для Кая почти подружка. Холгер хочет разрушить все мосты, связывающие Кая с Мюнхеном и его прошлой жизнью.