«Бедная, угнетённая и бесправная селянка в порыве жаркой любви придавила юного, но уже многообещающего, прогрессора до смерти. Одновременно применённые гаррота из горячей женской плоти и газовая камера с аналогичным наполнителем, не оставили ему никакой надежды на спасение. Снимите шляпы и почтите минутой молчания».
В какой-то момент до меня дошли посторонние звуки. Воспринимать человеческую речь через толщу женской груди… Что я, фонендоскоп какой-то? Ничего не понятно. Но мощь захвата несколько снизилась, и я смог, продираясь носом через все эти… прелести, повернуть голову. Передо мной, шагах в пяти, стояла Любава. Она в совершенном ступоре рассматривала мою тощую голую задницу, ритмически качающуюся между белых ляжек её матери. Светана, заметив, что ребёнок её не слушает, с досады снова ущипнула меня. А когда я несколько резко задёргался, успокаивающе похлопала по ущиплённому месту, и продолжила инструктирование дочки.
– Ты скажи там, Николаю этому, чтобы вещи наши сложили в том сарае, который поцелее. Ну, где этот безногий и батя твой лежат. Их пусть в другое место перенесут. А наше — туда. И вот, боярича всякое чего — тоже туда же. А Домне передай: боярич велел воды натаскать да согреть. Я волосы промыть хочу. Ну не резать же их, в самом-то деле. Что я, лярва эта бессловесная? А Чарджи скажи…
Тут она несколько неуверенно взглянула на меня. Вид моего полурасплющенного лица на своей груди её успокоил, и она продолжила:
– Скажи, что те бусы красненькие, которые я у него… поносить взяла, у него боярич Иван выкупит. За добрую цену. Ну, беги детка. Да скажи стряпухе, что я сильно прожаренных — не люблю. И ещё…
Но Любава рванула с места в карьер, не дожидаясь завершения монолога матери. Мы оба проводили мелькающее между деревьями белое полотно детской рубахи. Потом продолжали. Точнее, я и не прерывался. Ритмические, чисто автоматические похлопывания свободной руки Светаны по чему-то там, попавшемуся под ладонь, то есть — по моей кормовой части, не давали мне особенного много свободы. Но ритм меня устраивал и, даже, постепенно ускорялся. Другой рукой она, ухватив меня за подбородок, несколько развернула мою голову, чтобы было удобнее разговаривать.
– Чего? Нравится девка моя? Вижу, нравится. Ну и славно — она вся в меня, вырастет — такой же красавицей станет. Не соня, не лентяйка, не неряха какая. Умница, рукодельница. Она тебя и накормит, и обиходит, и в постель уложит. И в постели завсегда ублажит. Счастье. Я её всяким бабским штучкам учу. И по хозяйству, и для постели — чего мужикам надо. Только она ещё не выросла. Ещё годик бы подождать. Не, можно и сейчас, но я ведь внуков по-тетешкать хочу. А нынче — ты ей сразу всё порвёшь-разворотишь, и детишек не будет. А подождёшь — она тебе кучу деток нарожает. Сыновей здоровых. Как я Акиму. Только он, дурак старый, нос стал воротить. А ты-то умнее. И не старый. Аким-то помрёт — имение тебе отойдёт. А кому ж ещё? Ольбегу с этой… боярыней? Да я Чарджи только скажу — он из неё дурость-то выбьет. А брюхо-то — набьёт. И будешь ты — господином всего. А мы — при тебе. Любашка — сударушкой. В доме, в опочивальне управляется, тебя радует. А я так, по усадьбе, с дворовыми кручусь. Да деток ваших лелею. Родной-то глаз — крепче присмотрит. И заживём ладком. Как у Любашки что надо вырастет — я сама её к тебе и приведу. Сам-то не лезь. Ну, там, подержаться, потрогать можешь. Но — смотри. А пока — я и сама могу. Да и потом, когда ей нельзя будет — постельку твою согрею. А то может и понесу от тебя. А что? Сразу и за внуками, и за детьми присмотрю — мне не в тягость. А хорошо бы. То я Акиму сыночка родила, а теперь — внучонка рожу. Эх, Ванюха, короток бабий век, вот это всё скоро состарится, обвиснет, никому ненадобное будет. Может, хоть с Любашкой повезёт, пристроить бы её в добрые руки. Чтоб она простой бабой не осталася, не горбатилась всю жизнь в грязи непролазной. И я — при ней. Ты чего? Ты вынимать-то не вздумай!
Постепенно мне удалось ослабить её хватку и увеличить диапазон моих движений. Светана восприняла это как намерение реализовать основной здесь приём по предотвращению беременности — «прерванный коитус». Что явно противоречило её планам — «сделаем Акиму внучонка». Она вывернула ногу и упёрлась пяткой мне в анус, плотно вмяв меня в себя. Амплитуда моих колебаний ушла в субмиллиметровый диапазон, но процесс был уже в такой фазе…
– Всё что ли? Кончил? Ну и хорошо.
Светана ловко откатила меня с себя в сторону, поднялась, отряхиваясь. Промокнула подолом у себя между ног, деловито убрала косы и повязала косынку.
– Я пойду на заимку-то. Гляну как там. А то всё не так сделают. Дурни. Ты-то Домне-то не сильно верь. Хитрая баба. Да, грабли-то мои прихвати.