Она продолжала ещё что-то неразборчиво бормотать, постепенно согреваясь и засыпая в моих объятиях. Свернувшись калачиком у меня на груди. Малолетняя совратительница, «отложенная наложница», послушное орудие в каверзных планах «инцеста второго рода» и «а не оседлать ли нам господина». Замученная, наплакавшаяся. Маленький, быстро взрослеющий человечек. Человек взрослеет не годами, а событиями. Некоторым удаётся до старости проходить в памперсах. Счастливые люди, для которых главное событие — новая тарелка с манной кашей.
Других жизнь бьёт. По-разному. Кого — вбивает, кого — возносит. «Жизненный опыт — количество неприятностей, которые удалось пережить». И «приятностей» — тоже. Но быстрее всего люди взрослеют от смерти. От смерти своих близких. Здесь, на Святой Руси дети быстро становятся взрослыми. Жизнь человеческая коротка — слишком быстро здесь умирают. Слишком быстро умирают те, кого любишь. Моровое поветрие — лучшее лекарство от инфантилизма.
Вот и ещё одна жертва моего попаданства. Сопит и иногда всхлипывает, согревшись у меня на груди. Её уже пытались высечь крапивой, бить плетьми, изнасиловать, зарезать. Я здесь просто в эти края забежал на минуточку дух перевести, а она уже несколько раз чудом оставалась в живых. И теперь вот — влюбилась. В меня. В чудище «грозно, обло и лайяй». В бестолкового, ничего не умеющего, мало чего понимающего… В «чужого». Абсолютно чуждого этому миру. Её миру.
Да ладно, Ванька. Детские влюблённости — товар скоропортящийся. Девочкам в определённом возрасте нужен символ. Какой-нибудь киноартист или музыкант. Нечто такое… принципиально недосягаемое. В отношении которого можно безопасно навоображать ощущение чувств. Этакий тренажёр эмоций. Чучело гипотетического любовника для отработки стрельбы стрелами амура. Об эффективности попадания в цель речь не идёт — чисто отработка приёмов. Отход — подход, упал — отжался. «Тяжело в ученьи — легко в бою». Тренинг волнений и переживаний. Именно для такой разминки нужно недосягаемое. С минимальной реальной начинкой. Чтобы всё остальное можно было свободно вообразить. Фотография — оптимум. Уже ролик — создаёт проблемы. «Ты представляешь? Он, оказывается, косолапит! Как я могла влюбиться в такого урода!».
«Это пройдёт» — было написано на перстне Соломона. И это — правда.
Так-то оно так, но тот же царь написал слова:
«Трёх вещей я не понимаю, и смысл четвёртой скрыт от меня:
путь корабля в море,
путь птицы в небе,
путь змеи по камням.
И путь мужчины к сердцу женщины».
И это говорит человек, у которого было 700 жён и 300 наложниц! Который взял в жёны дочь фараона и тем прекратил полутысячелетнюю вражду с Египтом, длившуюся со времён Исхода. Который принимал у себя царицу Савскую и сделал это так хорошо, что результат «встречи на высшем уровне» — последний правивший эфиопский император Хайле Селассие — официально признавался потомком царя Соломона и царицы Савской в 225 колене.
И вот прошло три тысячи лет. Мы, человечество во всех своих миллиардах, как-то разобрались с первыми тремя вещами. И насчёт теплового зрения у змей, и насчёт магнитного компаса у птиц, и кораблики у нас по спутникам ходят. Но… «смысл четвёртой — скрыт от меня».
Эх, Серёжа… Да кто бы против… Что я, мусульманин какой? Для которого рай — толпа озабоченных девственниц. Это ж какой труд! Да ещё они все наверняка — малолетки. Мелкие, чёрненькие, сопливые и хихикают. Над каждым словом или шагом. Такой… рай для дырокола. Или — отбойного молотка. Пока его от компрессора не отключили.
Но что делать, если просто факт наличия себя — уже преступление? И деяние есть зло, и не-деяние. И бытиё, и не-бытиё. И просто попытка уйти из бытия. Как же изощрённо господь построил этот мир: человек виновен. Всегда.
И вот это — «хочется так думать» — не волку про ягнёнка, как у дедушки Крылова в басне, а самому «барану» про себя, круторогого.
«Человек? Виновен. Статью мы подберём, верёвку принесёшь сам».