Обходишь вот так дерево по кругу. И уже стоит над тобой огромный карандаш. Высоченный. На вершину глянуть — шапка валится. Уже дрожит. Не только от ударов — сам по себе. А ты его затачиваешь. И остаётся только пяточек, сердцевина древесной ткани, на котором всё это держится. А потом в стук топоров, в обычный шелест леса вокруг, вдруг добавляется скрип. Сперва — еле слышный. И обычное, колебательное движение дерева перед тобой, вдруг, сперва ещё почти незаметно, становится поступательным. Не возвратно- безвозвратно-поступательным. Всё быстрее. Пошла красавица.
Нарастает треск, рвётся пяточек, последняя часть подрубленного ствола, последний кусок живой плоти дерева. Резко шумят ветви. Удар о землю. Влетает облако снега. Или — пыли. Смотря по сезону. Спружинив кроной, ломая собственные сучья, упавший ствол подскакивает, качается, затихает. Ещё несколько секунд трясутся, мечутся, дрожат ветви. На уже срубленном стволе. Всё. Следующее.
Это — «топорный» лесоповал. Когда валят деревья «Дружбой» — спил делают наклонный, чтобы ствол по нему съехал в нужную сторону. Часто не круговой, а односторонний, так что последний кусок остаётся с краю. Дерево по нему рвётся, и на пнях остаются торчащие куски-отщепы. Иногда пильщики зовут помощников. Те упираются в дерево выше пропила жердями-слегами и давят. Чтобы пилу не зажимало, чтобы дерево пошло туда, куда бригадиру захотелось. Ерунда это. Куда дерево реально ляжет — знает только водитель трактора с мощной гидравликой. Все остальные — только догадываются. Чутьём, интуицией. Как оно росло, как на нём снег лежит, зацепил ли твой топор на одном из последних ударов что-то мягкое внутри, глубоко ли, дует ли ветерок? Внизу-то его не чувствуешь, но кроны-то шевелятся.
Но, даже уронив дерево в нужное место, никто не знает — далеко ли от него убегать надо. Оторвавшийся от пня ствол находит новую точку опоры в своей кроне. И как оно сыграет, как там сучья в землю лягут и насколько они крепкие… Бывало, что крона превращалась в центр круга. Где ствол выступал в роли радиуса. И этот «радиус» — «заметал» площадь. Которая как известно «пи эр квадрат». И ко всем кто на ней, на этой площади — прилетал вот этот самый «пи». Как пел Эдуард Хиль:
Ничего не берёт. Кроме летящего произвольным образом комля свежесрубленной «лесной красавицы». Поэтому чётко — «за две длины стола». Хотя никто это правило не выполняет — так ничего не наработаешь. А на лесосеке от летящего комля не спрячешься. Особенно, если несколько вальщиков одновременно дерева «роняют». Выход один: делай своё дело, но кроме вот того красивого танца с ритмом — крути головой. И держи дистанцию. Не по длине ствола, а по собственной скорости реагирования. Чтобы успеть выскочить. И только поперёк — вдоль от дубины не бегают. А бегать от падающей лесины в снегу по пояс…
«Какал» — это от испуга. Бывало, что и взрослые, матёрые мужики на лесосеке «скакивались». А этому животному повезло — ёлка мимо прошла. Но заикой — сделала.
Не понимаю я наших экстремалов. Зачем на какие-то высотные здания лазить? С парашютом с них прыгать, людей нервировать…
Вот в Южной Америке есть племя. У них там как мальчик захотел… ну, сказать, что он уже… ну, большой мальчик, так загоняют его на вершину самой большой пальмы, привязывают пару пальмовых верёвок. Обратите внимание на уровень садизма — к лодыжкам привязывают, не к шее. И предлагают: или прыгай, или… или не хоти. И ведь прыгают же! Видно, сильно хочется.
Надо бы и в нашем отечестве что-то подобное спрогрессировать. Всех в тайгу, на сосну. За неимением пальм. Верёвки — лыковые. За неимением чего я сказал. За ножки — привязали, за ручки — раскачали… Экстремал? Экстремируй. Адреналина — столько же, а расходов — меньше. А потом — остальных. Ну, мальчиков. Ну, которым хочется. А также девочек. Поскольку у нас равноправие, эмансисипация и торжество демократии. Народу у нас, конечно, много, но и тайга большая — ёлок на всех хватит.