Выбрать главу

Юный ум, обиженный на Домну, и, соответственно, «на всех на них» предложил некоторые неординарные развлечения. Что, путём допития очередного жбанчика с бражкой, привело всех присутствующих в сплошной энтузиазм. Мужской гогот резко усилился. А я проснулся. Но не от шума: стук капель и тяжёлые промокшие пологи из дерюги на дверных проёмах, обеспечивают достаточное поглощение звуков человеческого восторга.

Но как можно не проснуться когда к тебе в тёплую постель лезет мокрое, холодное и скулящее.

– У-у-у. Холод-дно. П-у-усти. Они там дерутся. Л-ломают всё. У-у-у….

Это что, попадизм?! Или — аристократизм?! Когда сын, пуcть и внебрачный, пусть и самозваный, но самого Юрия Долгорукого, вместо того чтобы спать после славных трудовых подвигов, должен стаскивать с собственной рабыньки мелкого размера промокшую насквозь рубашонку, зубами развязывать узел на платочке и надраивать дрожащее тельце попавшим под руку мешком? До покраснения, а то ведь — простудится. А потом, отдав сопящей и постанывающей во сне сопливице большую часть одеяла, чувствовать упёртые в собственный бок ледяные пятки. Греть ноги рабыне теплом собственного тела — исключительно боярское занятие. Как сказала Домна: «Узнают — засмеют». Как-то ты, Ванёк, со своими общечеловеческими ценностями… «Только народ смешить»… Может, мне в скоморохи податься?

Я не спал, размышлял. И поэтому — услышал. В монотонный звук дождя по крыши, в приглушённые взрывы мужского хохота из соседнего сарая, в сопение Любавы и почти беззвучное дыхание Сухана рядом, вдруг вплелись странные хлюпающие ритмические звуки. Вот ещё раз. Кто-то ходит по двору. И — остановился. Ночной караул у нас не выставлен. Посчитали, что не один человек или зверь в такую погоду в гости не придёт. Это — если нормальный. А если какой псих с топором? И тогда — всем полный бздынь. Прошлый раз сходное ощущение было, когда к нам на двор «птицы» лезли. Что, опять — «летят перелётные птицы»? Следующая стая? А темно-то как. Ничего не видно.

Как-то в попаданских, да и в других средневековых историях, не слышится ощущения человеческой беспомощности, возникающей в полной темноте. А ведь половину человеческой жизни солнце не светит. Большую часть жизни каждый человек, кроме последних одного-двух столетий, проводит в состоянии слепого. Непрерывно вслушивающегося, неуверенно ощупывающего, напряжено вглядывающегося. В темноту. В старых книгах об этом не пишут, потому что это было естественно. А в новых — потому что новые авторы не представляют себе этого. «Не зги не видно». Постоянно. Доля информации, которую человеческий мозг получает через глаза, последние века растёт. В начале третьего тысячелетия говорят о 90–95 %. А здесь… — темно.

Мы освещаем наши жилища, города, дороги. Мы обрушиваем море света на целые страны и регионы. До такой степени, что это становится экологической проблемой. Где-то в Израиле попалась на глаза дипломная работа на тему: «Освещение мегаполисов как причина разрушения природной среды». Зверьё разбегается или дохнет. От света. А вы как думали? И гестапо, и НКВД использовали непрерывное освещение, как одну их форм подавление воли заключённых. Проще — пытка светом. И мы, человеки двадцать первого века, к этим пытошным условиям приспосабливаемся.

А у меня здесь другая пытка — пытка темнотой. Неопределённостью. Ожидаемой, но непонятной и невидимой опасностью. «Там что-то есть» — типовая фраза в американских фильмах ужасов. А у меня тут — постоянно. И — не в кино. Что-то есть. И — хлюпает. По лужам.

Если не помогает телескоп — поможет сонар. Толкнул Сухана, ткнул пальцем в сторону двери.

– Тихо. Слушай. Что там?

Пауза. Мы молчим, и там затихло. Только у Сухана в темноте белки глаз — туда-сюда. Почему человек двигает глазами, когда прислушивается? Не знаю. Пошло. Вроде, в нашу сторону. А у нас на двери просто полог из дерюги. Сейчас он отдёргивается и оттуда какая-нибудь… насекомовидная морда с вот такими жвалами…

– Один. Маленький. Устал. Рядом.

А и фиг с ними! Я подхватил свой дрючок, подскочил к проёму, откинул полог и ткнул палкой в темноту. Попал. В шаге — что-то… остроугольное. Домиком. Блестит. И говорит: