Очень удобно: и согрешила, и тут же, «не отходя от кассы», покаялась. «И сонмы ангелов небесных возликуют, глядя на раскаявшуюся душу». Что ж не совместить приятное для себя — с приятным для ангелов? «Ибо один раскаявшийся грешник любезнее Господу, чем десять праведников». Провести десятикратную девальвацию всех этих святош, всех этих наглых соседок-задавак… да ещё в глазах самого Господа… Это покруче дефолта 98 года.
На Руси всевозможное местное духовенство тоже вело себя… среднестатистически: устраивало из монастырей смесь публичного дома с кабаком. Тоже «гомосечило», «лесбиянило», и «тешило ретивое» с последующим «ликованием ангелов». Но на «Святой Руси» есть принципиальная особенность.
Сколько раз я в это упираюсь по разным поводам: трехполка — только с конца 15 века! Вроде бы, ну какая разница — сеют мужики озимую рожь или нет? Особенно для героя-попаданца. Отягчённого нуждой по спасению милого отчества от каких-нибудь происков гегемонистов-глобалистов начала третьего тысячелетия? А разница принципиальная — отдача от отсутствия севооборота — проявляется по всему полю человеческой деятельности в данной популяции.
Одно из первых и очевидных следствий — низкая плотность населения. Звучит как-то… не сильно «драматически». Зато выглядит и «драматически» и, даже, «трагически». Строя дом для своей семьи человек знает: его дети и внуки жить в этом доме не будут. Отнеся умерших родителей на кладбище, человек уверен: ни ему, ни его детям — рядом не лежать.
Кочующие землепашцы. Сегодня они здесь — завтра за сотню вёрст. Ни отчего дома, ни отчих могил. 97 % русских людей — всё сельское население — люди без отечества. «Малая родина» — брошенное место, зарастающее лесом.
Без родины и без церкви — только храм поставили, а уже уходить пора. А христиане — не евреи, чтобы своего бога за собой в ящике таскать. Церкви в сельской местности столь редки, что даже и в 18 веке для поселения с храмом используется специальный термин — село. Прочие поселения называются иначе: весь, селище, деревня…
И вторая беда русского православия этого времени: привязка к Константинопольскому патриархату. Славян: болгар, сербов, моравов — патриарх на Русь старается не пускать. А для южан, что греков, что арабов, — вся Русь — как Колыма.
Ссылка в места «дикие и незнаемые». Точная формулировка аналога смертной казни для мирного времени из Чингизовой Ясы. И «возврата нету» — правда. Случаи возвращения греков на родину после исполнения служения на Руси — единичны. Как был отозван в Константинополь в 1145 году митрополит Киевский Михаил, запретив, на прощание, кому-либо из русских епископов проводить службы.
Фактически митрополитом был объявлен общенациональный интердикт. Едва ли не самое мощное ОМП Римского первосвященника. Только у нас тут не Англия, где Иоанну Безземельному, после соответствующей буллы из Рима, пришлось признать себя вассалом Папы. И не Германия. Немецкого императора Генриха Четвёртого можно заставить пойти в Каноссу, можно три дня продержать у ворот крепости, в рубище, босого, на коленях, на мёрзлых камнях в январе 1077 года.
А вот у Изи Волынского за спиной наш исконно-посконный фольк.
Пришёл Изя в Киев, сказал, как на Руси говорят — с выражением: «а пошли вы все». И ручкой так выразительно… И поставил своего митрополита Киевского — Климента Смолятича. При живом митрополите Михаиле.
И Михаил — помер. Один из главных провокаторов «первого русского раскола» умер через год после возвращения к Патриаршему престолу. 15 лет службы митрополитом на Руси — и уже даже Константинополь не помогает.
При таком отношении к месту будущей службы — контингент служителей подбирается соответственный. Спустя двести лет после крещения княгини Ольги на смену истинно верующим, фанатичным проповедникам-миссионерам, горящим стремлением «нести благую весть» диким туземцам, пришли «неудачники».
В Византии тысячу лет идёт война. Война двух философских школ — Александрийской и Антиохийской. Не суть важно о чём они сегодня спорят — завтра найдут другой повод. Ни взятие арабами Александрии, ни захват сельджуками Антиохии — прекратить эту войну не могут. То, что в обоих городах свои патриархи — неважно. Только падение Константинополя — главной цели богословской войны, остановит эту эпопею. И дело не только в назначении на богатые кафедры, в возможности влиять на имперскую политику, на власть. Дело — «в праве на истину». На себя, как на истину в последней инстанции. Говорить истину, быть истиной… и чтоб всех, хоть на волос сомневающихся в правоте моей и божьей…