– Ага. И сера ушей моих. Вы что, все вместе сочиняли? Звяга, ты сколько раз текст повторял, пока запомнил?
– Эта… Ну… И воздел ты десницу свою! Подобную молнии небесной…
– Стоять! Молчать! Николай, твоя работа?
– Так я только помочь. Он чуть не на коленях просит — помогите. А я что, я ничего, чего вспомнилось…
– Кто-нибудь! Можно рассказать мне просто, по делу — что случилось?
– Дык… выгнали дурака. Вот он и просится.
Мне пришлось ещё трижды прерывать литературно аранжированные монологи присутствующих. Всё-таки, чувствуется влияние Николая — такая несколько восточная цветистость. «Восток — дело тонкое, Петруха». Наше тоже… цветистое. Но с самоуничижением и обязательно с «гробовым» оттенком.
Мономах, к примеру, начинал письмо к своему противнику по очередной междукняжеской разборке очень выразительно и иносказательно: «О я, многострадальный и печальный! Много борешься, душа, с сердцем и одолеваешь сердце мое; все мы тленны, и потому помышляю, как бы не предстать перед страшным судьею, не покаявшись и не помирившись между собою». Это — про размежевание феодальных владений, и обмен заложниками из числа захваченного гражданского населения.
«Дураком просящим» в нашем случае был Звяга. «Запад рождает дураков каждую секунду, но Нью-Йорк мечет их просто как икру». Добавлю от себя: только наша Отчизна производит дурней в промышленно значимых масштабах. Или они нам лучше видны?
Понятно, что моя бурная дискуссия с батюшкой родненьким в «цапленутом гнездовье» — не прошла незамеченной. Включая разбитый нос, потрёпанную моей детской ручонкой бороду, и специфическое влезание на коня вверх ногами. Понятно, что «унижение спасением» всеми было замечено и отмечено. Но зачем же это акустически воспроизводить? Да ещё — живописать?
Я, честно говоря, махая косой, представлял себе в роли «Наш репортёр на месте событий» — Любаву. И заранее грустил по поводу последствий. У той-то точно: ни глушилки, ни соображалки. Зря грустил — в лауреаты местного «Тэфи» устремился Звяга. Собирая бедного вирника к месту экстрасенсорного лечения, он поделился с остальной дворней подробностями. Включая «на камне — торчало, у торчалы — мочало». Кто именно был «торчалом», и что именно — «мочалом» было разъяснено с волнующими и душещипающими подробностями.
Чем хороша информация — сколько ей не делись — меньше не станет. Старинная русская загадка: «Чем больше из неё берёшь, тем больше она становиться?» кроме общепринятой отгадки — «Яма», имеет и второй правильный ответ — «Сплетня».
Последовательность реакций — последовала. Вполне стандартная: до Акима донесли, Аким возбудился, рушничок — пожевать, виновника — вышибать. Я и сам на днях это проходил.
Звяга вылетел из усадьбы мгновенно, на рысях, чуть не уронив принайтованного к коням вирника и даденный Домной, по доброте души на «победу отметить», бочонок с бражкой. Но недостаточно быстро — успел словить последнюю фразу владетеля:
– И чтоб ноги твоей на моей земле не было.
Что сразу перевело раздражение и вздорность деда в плоскость земельно-имущественных отношений.
Если Перуновы земли — мои, то Звяга у меня жить может. Но мне по возрасту быть землевладельцем нельзя. Если вся земля — Акима, как и выходит по надельной грамотке в моей дешифрации, то Звяге надо срочно исполнять ПСЖ — «поднять свою ж…» и убираться отсюда. А он этого очень даже боится и не хочет. Тем более, вышибли его — как он был. Не то чтобы совсем «голый и босый», но близко к этому.
Звяга глазками хлопает и плакать собирается. Ну, поплакать здесь любят и умеют. И мужи — тоже. «И прослезился» — это наше, исконно-посконное.
Остальные молчат и ждут чуда: явление господских мозгов наружу. «А наш-то… Он во какой — покумекал да и придумал… А мы-то… А они-то… А никто и не допёр бы». Изволь, Ванюша, наглядно доказывать туземному населению собственную вятшесть и право на лидерство. За неимением вёдерного кулака — хитромудрыми мозгами.
Я глубокомысленно посмотрел в темноту двора. Там, у забора, перетирали клетчатку свежего сена два наших конька. Потом осмотрел кое-как освещённую поварню. Тут тоже продолжали перетирать жвачку. Клетчатку — челюстями, ситуацию — извилинами. Восемь пар мужских глаз рассматривали меня с разной степенью заинтересованности.
Да что они на меня так пялятся! И вот тут я им раз — и рожу! Что я — баба на сносях? Лучше на коней смотреть. Они ко мне задом стоят — и то интереснее. И с мыслей не сбивают. Кстати, о конях. Кони — мои. Нет, я помню, что они краденные. Но остальные считают — мои. И вот эти кони сегодня спокойно сходили в Рябиновку и вернулись. Скотина же, что с неё взять. Хотя меня батюшка родненький вышиб однозначно.