– Студентка Дениза Крей, – я медленно поднялась с лавки. Обвела взглядом аудиторию. Большинство обернулось, с интересом глядя на новое лицо. Я видела, как интерес в их глазах постепенно сменяется на подозрение, потом на понимание и потрясение.
Женщина тянула паузу, не спеша назвать следующего студента, специально давая всем время на осознание того, кто я такая.
«Это точно она?», «Та самая?», «И как она только посмела?», «Откуда у нее деньги на школу, ведь их род лишили всего?», «Дочь изменника» … Шепотки становились все более громкими, уколы все более болезненными. Заметив, как Фани быстро собирает тетради и пересаживается на соседнюю парту, я гордо вскинула подбородок, обвела зал пристальным взглядом, коротко поклонилась и села на место.
– Арий Натаниель Фархис, – произнесла Мили, еще один студент встал.
Я ничего не видела, в ушах стоял гул, сердце колотилось, как ненормальное. Весь мир сейчас для меня сосредоточился на темно-синем вензеле школы, нарисованном на титульном листе тетради.
Не моргая, распахнутыми сухими глазами я бессмысленно таращилась на него, ощущая тот же самый дикий холод и бесконечный страх, какой пережила четыре года назад. Словно это случилось лишь вчера.
***
После моего дня рождения папа сразу же уехал в столицу. Он возглавлял компанию по строительству железной дороги, что неудивительно, так как металл в его руках был послушным и ласковым. Мы с мамой остались дома. Через месяц пришло сообщение, что папу арестовали за организацию переворота, убийство наследника престола и покушение на короля. Вскоре должен был состоятся суд. Мама сразу же собралась и отправилась в столицу. Я со слугами осталась в поместье и принялась ждать новостей.
Не случится ничего плохого, уговаривала я себя. Это какая-то ошибка, недоразумение. Слишком неправдоподобно. Мой прекрасный добрый щедрый отец и вдруг измена? Убийство?
Наивный самонадеянный ребенок, верящий в чудеса.
Мы сидели как на иголках и могли лишь из газет узнавать новости. На суде папу и еще нескольких человек признали виновными и приговорили к смерти через повешенье. А потом приехала мама…
Она постарела сразу на двадцать лет. От красавицы, которой я восхищалась, не осталось и следа. Бледная кожа, искусанные в кровь губы, трясущиеся руки. Мы со слугами не могли добиться от нее ни слова. Мама молча зашла в свою комнату и больше из нее не выходила.
А еще через неделю в городок прибыл отряд королевских стражников. Они окружили наш замок, согнали всех вниз, в главную гостиную, и зачитали королевский указ. Тогда я узнала, что король лишил нас дворянства, всех поместий и денег. Нам было велено убраться из дома дословно «в том, что сейчас на них надето».
Нас вышвырнули на улицу вечером. Стояла середина осени, и пусть для настоящих холодов было слишком рано, ночью подмораживало, а лужи затянуло тонким хрупким ледком. Я была одета в домашнее бархатное платьице и шелковые туфли, которые мгновенно промокли, стоило выйти во двор. Мама же вообще была в пеньюаре и тапочках, так как гвардейцы подняли ее из постели.
Мне было безумно страшно. Я тащила маму в городок, до него было несколько миль, там жила мамина подруга, жена знаменитого ювелира. Она часто бывала на наших балах, а ее муж с моим папой были хорошими партнерами. Я надеялась, что они нас приютят. Наивная. Они даже не вышли на порог, послали слугу, чтобы тот прогнал нас.
Я повзрослела за один день, точнее за вечер. Я бегала, стучалась в каждый дом, но никто нам не открыл. Пропали многочисленные друзья папы, куда-то делись торговцы и просители, оббивавшие пороги нашего дома, оказались не дома приятели и просто знакомые, регулярно посещавшие наши балы.
Было дико холодно. Я страшно устала, мне хотелось лечь на землю и заснуть, мама уже так и сделала, мне не хватало сил поднять ее, я могла только тормошить. Она была словно неживая. Тогда-то нас и нашла Марта.
Она отвела нас к себе. Дом стоял у леса, был небольшим, одноэтажным, внутри было пыльно, темно и странно пахло, но, когда мы вошли в него, мне он показался самым уютным на свете. Марта объяснила, что дом долго пустовал, так как она жила вместе с нами в замке, но здание еще крепкое и крыша хорошая. А еще в доме есть печка и немного дров.
Мама угасла быстро. Мы обе простудились, когда бродили по городку в поисках пристанища. Мне через несколько дней стало лучше, помогли нянюшкины отвары и настойки, мама же не желала ничего ни пить, ни есть. Она лежала, уставившись в потолок с открытыми глазами, и молчала. Я плакала, звала ее. Все без толку – она не хотела жить.