В определенном смысле освобождение Парижа не внесло никаких перемен в повседневную жизнь населения столицы. Экономика страны была разрушена, за пределами шумной ночной жизни Сен-Жермен-де-Пре большинство горожан жили в условиях, которые если не ухудшились, то никак не улучшились со времен оккупации. В рабочих округах Бельвиль и Менильмонтан проживало множество искалеченных ветеранов войны, они не могли найти никакой работы и потому пили дни напролет. Обычным рационом тех лет была вареная капуста и набор продуктов, которые удавалось приобрести на самопроизвольно возникающих рынках улицы Менильмонтан. Когда дизайнер модной одежды Кристиан Диор организовал фотосъемку коллекции «Новый образ» в «типично парижском» окружении уличных рынков Монмартра, представительницы рабочего класса набросились на манекенщиц и в ярости посрывали с них одежду.
В 1947 году США разработали план Маршалла и вложили миллионы долларов в промышленность Франции. Страна облегченно вздохнула, но большинство французов знали, что эта стратегия является превентивным ударом по растущему влиянию коммунистов и их идей, столь популярных в народе. К тому времени Европа политически разделилась на Запад и Восток: на зону влияния бывших союзников и страны коммунистического блока, контролировавшиеся из Москвы. Для жителей Запада свободный Париж стал гарантией независимости всего континента, только что вышедшего из самого кровопролитного конфликта в истории человечества. Подобное восприятие Парижа как некоего тотема свободы подверглось испытанию уже осенью 1947 года, когда по всем промышленным предприятиям Франции прокатились самые мощные со времен 1930-х годов волнения рабочих, спровоцированные коммунистами. Страхи и напряженность, вызванные стачками и столкновением идеологий, только способствовали упрочению позиции Франции среди стран Западного блока в «холодной войне».
И вновь политическая нестабильность тех лет странным образом обогатила культурную жизнь страны. Такие французские писатели, как Жан-Поль Сартр, Альбер Камю и многие другие, возвели французскую литературу на высоты, которые можно сравнить лишь с эпохой Вольтера и Руссо. Отчасти культурный подъем был вызван изменением менталитета нации, героически победившей в борьбе с мощной военной машиной. Именно притягательность парижской атмосферы способствовала рождению новых теорий: переосмыслению марксизма и фрейдизма и появлению на свет экзистенциализма и новой науки — структурализма, претендовавшего на фундаментальную роль в области гуманитарного знания.
Глава сорок вторая
Седьмая «вилайя»
Главной нотой политической жизни 1950-х годов, в противоположность расцвету интеллектуальной жизни левобережья, стали упаднические настроения. Четвертую республику — череду слабых режимов, первый из которых начал свое правление в 1946 году, — в условиях не менявшейся с 1930-х годов конституции непрерывно сотрясали перетекающие друг в друга кризисы. Смена властей происходила из-за непостоянства настроений внутренней политической жизни, упадка внешней политики и перманентного экономического кризиса. Правительства этого периода не имели ни реальных полномочий, ни генерального плана развития страны. Взявший бразды правления страной сразу после ее освобождения де Голль в 1946 году подал в отставку, отмежевавшись от политического хаоса следующих тринадцати лет.
Начавшийся сразу после войны рост населения столицы продолжался все эти годы, появились первые ростки потребительской культуры, сопровождавшей подъем французской экономики. Власти Франции не поспевали за развитием страны, которая каждый раз, когда менялось правительство, оказывалась на грани хаоса. Чувство недовольства, отличавшее парижан тех лет, преобразилось в примитивный антиамериканизм, который не имел объяснимых оснований. Парадоксально, но парижане в конце 1940-х годов любили громогласно утверждать, что искренне ненавидят все американское — и при этом обожали культуру США: от джаза и фильмов до одежды. Среди левых эта противоречивая мода привела к несколько шизофреническому раздвоению сознания молодых интеллектуалов, которые, будучи рабами американской культуры, громко и с гордостью провозглашали свою любовь к Москве, которая, по их мнению, была философской и идеологической столицей мира. Остальные парижане, разочарованные беспомощностью политики и политиков, впали в апатию и самодовольство. Недолгая популярность пужадизма (реакционного движения правых, которое возглавил владелец газетного киоска Пьер Пужад) стала недвусмысленным свидетельством кризиса политики и морали тех лет. У сторонников Пужада, кроме неприязни к иностранцам и недоверия ко всем политикам, определенной политической программы не было.