Откровенно говоря, некоторые предвестия надвигавшейся бури бросались в глаза. Десятилетие началось при крепком правлении де Голля, чей авторитет, несмотря на алжирский конфликт, оставался непререкаемым. Редкие волнения студенческого сообщества, забастовки в Страсбуре и Нанте в середине 1960-х годов, объяснялись левыми как случайность, порожденная скорее излишком комфорта и скукой, но никак не стремлением к серьезной политической конфронтации. Новая культура андеграунда — джаз, рок-н-ролл и литература битников — считалась импортным продуктом, который не может ни заменить народную мудрость Парижа, ни составить ей конкуренцию. Однако похороны Эдит Пиаф в 1963 году общество посчитало концом уютной народной культуры. Социолог Эдгар Морен придумал термин musique yéyé («музыка йе-йе»), которым описывал различные нестройные звуки, вторгнувшиеся в Париж из Нью-Йорка, Сан-Франциско и Ливерпуля. Молодежная культура Франции, как подтверждают примеры поклонника Элвиса Пресли, Джонни Холлидея и обаятельной Франс Галль, старательно копировала образы иностранных поп-идолов и веяния зарубежной культуры. Но это продолжалось недолго: Серж Гинсбур и Мишель Польнарефф, поп-дива Франсуаза Харди и другие быстро наполнят поп- и рок-музыку галльским духом.
Молодежь 1960-х годов отличало отрицание устоявшейся морали и упаднические настроения. Большинство молодых людей жили с родителями или в атмосфере скучнейшего университета, а образ жизни столицы был для них либо слишком дорог, либо чужд в культурном аспекте — кроме разве что гетто или Латинского квартала. В отличие от своих англоязычных сверстников, которые стали у себя на родине движущей культурной и политической силой, французские студенты оставались под гнетом жесткого патернализма и были вписаны в жесткую иерархию общества. Революционный всплеск 1968 года, несомненно, стал реакцией на традиционные устои, о чем твердили радикально настроенные авангардисты и левые активисты, начитавшиеся Маркса и Гегеля.
Париж оставался все таким же грязным и серым городом, что и в начале 1960-х. Отчасти это случилось из-за того, что после войны власти были заняты неотложными делами и для уборки в столице времени уже не хватало. Фасады большинства домов, даже самых богатых особняков, стояли закопченными. Роман Парижа с автомобилем только усугублял ситуацию: пересечь главные транспортные артерии столицы — бульвары — и не задохнуться стало практически невозможно. Более того, оказалось, что город, переделанный в XIX веке Османом, не вписывается в рамки XX столетия. Словно Осман сделал все наполовину: к широким бульварам Парижа, например, примыкал лабиринт мелких улиц, крытых переходов, тупичков и пассажей, которые были слишком узкими для проезда современного транспорта и сильно замедляли, если не останавливали автомобильные потоки.
Архитекторы и строители мечтали перестроить Париж в соответствии новейшими техническими достижениями века: они грезили о подземных тоннелях, небоскребах и огромных торговых центрах, посетители которых легко перемещались бы на метро из дома в магазин, на работу, а затем вновь домой, не ступая на землю и не сталкиваясь с какими бы то ни было дорожными сложностями.
Этот Париж высмеял в сатирическом фильме «Время развлечений» Жак Тати: главный герой картины теряется в бесчеловечной антиутопии из стекла, движущихся тротуаров и транспортных потоков, единственными встреченными на пути человеческими существами являются американские туристы, бездумно слоняющиеся по фантастическому городу. Неудивительно, что сразу после премьеры в 1967 году картина была раскритикована в пух и прах и признана убыточной; многие парижане все еще хотели верить в то, что их город является оплотом будущего в той же мере, в которой служит хранителем прошлого.
Наряду со страстью ко всему новому в городе присутствовало почти инстинктивное желание сохранить и восстановить старый Париж. В конце 1950 года вокруг улицы Лафайет и вокзала Сен-Лазар развернули проект по чистке и реконструкции окрестностей. Все произошло благодаря инициативе министра по строительству Пьера Сюдро, который считал, что чистый и украшенный город увеличит приток туристов. Домовладельцы сомневались в полезности проекта, колебались и неохотно платили невысокие земельные налоги, из которых и финансировались все работы по реконструкции района. Остальные парижане и пресса, наоборот, с энтузиазмом отнеслись к идее восстановления этой местности и поддержали Сюдро, даже когда он предложил подвергнуть Нотр-Дам, Лувр и Дом Инвалидов пескоструйной обработке, дабы обнажить цвет каменной кладки, скрытый под грязью веков.