Белоснежная салфетка на моем столе огромных размеров. Точно так же, как и скатерть, она из дорогой ткани. Столовые приборы из металлического сплава начищены до блеска. Если присмотреться повнимательней, то на тарелках можно различить логотип — обнаженную девушку с прической в стиле двадцатых годов, сидящую между мольбертом и раскрытой книгой. Эта картинка очень милая и типично французская: девушка разрывается между тягой к декадансу и радостями знаний. Сколько было таких вот француженок! В первую очередь, конечно, вспоминается Колетт. «Куполь» всегда заигрывал с декадансом. На стенах черно-белые фотографии, сделанные в промежутке между войнами. На них запечатлены люди в обеденном зале. Только взгляните на улыбки на их лицах! Это была эпоха, когда безнравственность возводилась в принцип, будучи в той или иной степени обязательной, как являлась обязательной и исповедь перед священником — на следующий же день после грехопадения.
Я задумываюсь: как и чем жил Феликс дель Прадо — певец, выступавший со знаменитым оркестром при «Куполь». Фотография Феликса висит напротив меня. С печальным видом он вглядывается в даль. Темные напомаженные волосы выгибаются волной над его лбом, а вокруг шеи повязан белый шарф. Сверкает атласная рубашка. Не исключено, что она была розового цвета. Ему бы широкополую шляпу — и в Неваду. Был бы ковбой-певец.
В меню сказано, что филе трех балтийских сельдей (по цене в семь евро) подается с кремом. Сама сельдь в масле очень недурна, а вот крем представляет собой белый жидковатый соус с парой кружочков моркови и несколькими кубиками яблока. Все это украшено лавровым листком и веточкой тимьяна. Я сижу в зале для некурящих, несмотря на это, стоит мне отправить в рот последний кусочек рыбки, как в ноздри бьет отвратительный сладковатый сигаретный дым. Какой-то парень в двух метрах от меня прикурил сигарету. Я зову старшего официанта: «Скажите, разве вон тому человеку можно курить?» «Уи, месье», — тут же отвечает официант. Но ведь я же в зале для некурящих — специально просил посадить меня сюда! Официант, которому я быстро успеваю надоесть, кивает. Оказывается, правда моя — я сижу в отделении для некурящих, а господин с сигаретой — в зоне для курящих. Те столики предназначены для курильщиков. К сожалению, меня посадили неподалеку от них. Логика железная. Не придерешься. Пламенный привет Декарту. Совершенно понятно, где сижу я, а где — курильщик. Не вызывает никаких сомнений и тот факт, что нас разделяют всего два метра. Впрочем, мне все равно не одержать победу в данном бою — «Куполь» забит до отказа, а я уже съел половину ужина.
Меня волнует осознание того, что спустя много лет я вернулся сюда, чтобы снова съесть бифштекс по-татарски. В нескольких метрах от своего столика замечаю пару официантов за стойкой. Они что-то взбивают. Через несколько секунд приносят бифштекс. Мне не дали снять пробу, не показали ингредиентов — ничего. Вот ваш бифштекс по-татарски, месье, кушайте на здоровье. Что же остается? Есть, к чему я и приступаю. Должен сказать, что бифштекс совсем неплох. Однако мне больше нравится то, как его подавали в «Куполь» в прежние времена. Да, следует упомянуть, что радости прибавляет и гарнир — изумительная картошка. Практически первым делом во Франции вы обращаете внимание на потрясающий вкус картошки, вне зависимости от того, какое из нее приготовили блюдо. В «Куполь» он вообще не поддается описанию. Более того, должен отметить, что ее еще и правильно приготовили. Снаружи она хрустящая, а внутри такая нежная, что просто кругом голова.
Я решаю отправиться прогуляться — несколько, позже собираюсь снова заглянуть в «Куполь» — сегодня на цокольном этаже проводится вечер сальсы. Скучно не будет. Париж до сих пор является городом удовольствий, поэтому все ведут себя соответствующе, и в результате стереотип остается непоколебим. В застекленном кафе при «Куполь» я вижу двух полных седовласых мужчин. Особой привлекательностью они не отличаются. Напротив каждого из них сидит по шикарной девушке, которые на вид раза в три моложе своих спутников. Мужчины обнимаются с девушками. Один из них поглаживает обнаженную ляжку подруги. Такое зрелище в «Куполь» можно увидеть довольно часто. Пока я стою и смотрю на мужчин, не исключено, что с завистью (завидую я, естественно, их деньгам), на меня налетает злющий желтовато-коричневый терьер, которому слишком сильно ослабили поводок. Хозяйка собаки, знатная дама, вышла прогуляться по проспекту. Совершить, так сказать, вечерний моцион. Ее волосы уложены с помощью лака так, чтобы за неделю, отделяющую один визит к парикмахеру от другого, ни одна прядка не сдвинулась даже на миллиметр. Помада на ее губах красная, как стоп-сигнал у светофора. «Адольф! — оттаскивает она собаку за поводок. — Ах ты, маленький злодей!»