Я прихожу пораньше, плачу шестнадцать евро за вход и еще пару за гардероб, в который сдаю кожаную куртку, перчатки, шляпу и рюкзак. Со всем этим дальше хода нет. С собой вы прихватываете только легкую одежду, то, что на вас, кошелек и чувство собственного достоинства. Мне дают две бирки: по одной можно получить бесплатный напиток в баре, по другой — вернут верхнюю одежду. Помещение размерами с зал в сельском клубе. Девяносто пять процентов площади занимает танцплощадка. Я подхожу к длинной влажной стойке бара и получаю пиво. Никакой «живой» музыки нет. Ритмы латинских танцев доносятся из репродукторов, которые, не исключено, расставлены по всему залу. На танцполе в основном девушки. Они двигаются как настоящие профессиональные танцовщицы. Движения отточенные, четкие и в такт музыке, а скорость — неистовая.
Мне приходит на ум, что их кто-то научил столь виртуозно владеть своими телами. Как у них такое получается? Ну да, конечно, перед вечером сальсы в «Куполь» есть и часовые курсы танца (двадцать два с половиной евро). Очень может быть, все танцующие посещали эти курсы. Женщины с готовностью принимают приглашения на танец, независимо от кого оно исходит — от чернокожего, араба или даже от курносого белого рыла. Должно быть, здесь так принято. Или они просто знают друг друга по курсам танцев? Такое впечатление, что, когда люди выходят с партнером по танцу на площадку, они следуют некоему ритуалу. Мужчины выводят дам с какой-то даже архаичной галантностью — взявшись за руки и высоко подняв их. Видать, этому их тоже научили. Создается ощущение, что они попали сюда прямо из восемнадцатого века и вот-вот начнут танцевать менуэт или кадриль.
Впрочем, сальса — танец совсем иного рода. Если бы моя мать и прочие методисты увидели бы его хотя бы краешком глаза, то, нисколько не сомневаюсь, тут же бы грохнулись в обморок. Пары сплетаются, изгибаются, крутятся, возбуждение нарастает. Не только у тех, кто танцует, но и у нас — тех, кто смотрит. Надо мной берет власть вуайерист, в какой-то момент мне хочется закричать одному парню, в диком темпе двигающему бедрами в ритме с партнершей: «Да трахни же ты ее, и дело с концом!» Впрочем, у меня нет никакого желания попадать в неприятности. Я не танцую. Не умею. Меня одновременно переполняют стыд, злость и зависть. Уж слишком это болезненное воспоминание о юности, какой у меня никогда не было, о том отрезке жизни, который украла Библия.
Тут до меня доходит, что я потерял номерок от гардероба. (Между прочим, фотоаппарат — новенький — остался в куртке.) Меня охватывает ужас. Я обшариваю карманы. Ничего. Снова обшариваю. Обшариваю в третий раз. Номерок пропал. Нет, наверняка он где-то здесь, в этом зале: его либо растоптали в пыль туфли и ботинки танцующих, либо он мокнет в лужице пива на липкой поверхности одного из столиков. Надо скорее идти. Попытаюсь объяснить девушке из гардероба, в каком непростом положении я оказался.
Девушка — само сочувствие, но в гардероб стоит очередь явившихся на вечер сальсы, человек двадцать. Сначала ей надо обслужить их. Проходит пять минут, и очередь становится еще длиннее. Я обращаюсь к девушке с мольбой. Уверяю, что поиски моей одежды займут у нее буквально секунду. Она спрашивает меня, во сколько я пришел — это очень важно. За ее спиной на многие метры протянулись вешалки с самой разнообразной верхней одеждой. Я вообще понимаю, как ей сложно будет отыскать мою куртку? Она снова поворачивается к вновь прибывшим, подхватывая охапку шуб из искусственного меха, курток с капюшонами и пальто. Проходит еще десять минут. Она поворачивается ко мне и требует еще раз во всех подробностях описать внешний вид моей куртки. Я покорно делаю, что она велит. Девушка исчезает в задней части гардеробной, и через пару мгновений я замечаю там движение — такое впечатление, будто в глубине ворочается забравшийся туда слон. Очень быстро она появляется вновь с моей курткой, шарфом и перчатками. Фотоаппарат на месте — в кармане. Я рассыпаюсь в благодарностях. У меня буквально нет слов, чтобы выразить свою признательность. Девушка одаривает меня улыбкой и поворачивается к очереди. Двигаясь против потока людей (бьюсь об заклад, они все умеют танцевать), я поднимаюсь по лестнице. На улице стоит лютый холод. Выясняется, что у меня на куртке сломалась молния. Ну вот, придется все оставшееся здесь время ходить запахнувшись.