– Что-то об опустевшей клетке, – наконец ответил он несколько озадаченно. – О птице, которая улетела.
На лице Анжело проступил странный испуг.
– И ей теперь грустно?
Перед ответом Коул послушал еще пару куплетов.
– Не совсем. Эта песня, скорее, об освобождении.
Анжело взглянул на меня, словно это должно было что-то для меня значить, но я, ничего не поняв, только пожал плечами. Тогда он отвернулся и, порывшись в кармане, достал несколько французских купюр. И бросил одну в ее открытый гитарный кофр.
– Не разрешай ему тратить свои деньги, – шепнул Коул Джону. Он потянулся было за кошельком, но Джон, покачав головой, остановил его. Это озадачило Коула, но я был рад, что Джон понял – лучше не надо. Для Анжело было важно дать ей свои. Все двинулись дальше, но Анжело все стоял и слушал песню, слов которой не понимал, пока не прибыл наш поезд, и я не потянул его за собой.
Добравшись до Триумфальной арки, мы немного погуляли у ее подножия, разглядывая барельефы, потом заглянули в туристический центр и начали карабкаться вверх. Винтовая лестница была крутой и узкой, но вид стоил усилий.
Уже темнело, и в городе зажглись фонари. Со всех сторон к арке стремились, словно колесные спицы, дюжина улиц. Все они сходились на круглой площади с аркой посередине.
– С ума сойти, какие тут пробки, – сказал я. – Неудивительно, что многие предпочитают метро.
Анжело недоверчиво уставился на меня.
– Зак, мы в Париже, а ты смотришь на пробки? – Он качнул головой. – Ты такой странный.
– А на что мне смотреть?
– На все. – Он обвел рукой простор вокруг нас. – В «От A до Z» написано, что отсюда вид даже лучше, чем с башни.
– Правда?
– Может потому, что отсюда видно ее саму. – Он показал на юго-восток, где стояла Эйфелева башня. Полностью освещенная, она величественно возвышалась над городом.
Я встал позади него и, закинув руку ему вокруг шеи, проговорил:
– Вид и впрямь ничего.
Он рассмеялся над тем, что, вероятно, показалось ему нелепым преуменьшением. Потом откинулся на меня. Мне была приятна его тяжесть – такая уютная и родная.
– Спасибо, Зак.
– Не понимаю, почему ты благодаришь меня. Нас привез сюда Коул.
– Я знаю, – сказал он. – Но еще я знаю, что ты поехал только ради меня.
Я поцеловал его в затылок.
– На свете нет такой вещи, которую я бы не сделал для тебя, ангел. – Если не принимать в расчет встречу с моим бывшим, неделя в Париже не была такой уж жертвой с моей стороны.
– Жаль, что сейчас все мертво, – проговорил Коул, прерывая наш момент тишины. Они с Джоном стояли в нескольких шагах от нас практически так же, как мы с Анжело – Коул впереди, а Джон сзади, – хоть и не соприкасались. – Здесь намного красивее весной.
– Тогда почему ты выбрал февраль? – спросил Джаред.
Коул взглянул через плечо на Джона, а затем, словно смутившись, отвернулся от нас.
Джон улыбнулся. Потом обнял Коула и поцеловал его в шею.
– Думаю, мы просто слишком нетерпеливы, – произнес он и рассмеялся, когда Коул игриво его отпихнул.
После Триумфальной арки мы прогулялись по Елисейским полям, время от времени заглядывая в магазинчики и галереи. Коул и Анжело, казалось, ничуть не устали, чего нельзя было сказать обо мне и о Джареде с Мэттом. В конце концов на это обратил внимание Джон. Он тихо сказал что-то Коулу на ухо, и тот удивленно оглянулся на нас, точно он забыл, что мы здесь. После этого мы снова сели в метро. Сделали последнюю остановку в кафе, чтобы быстро поужинать, и наконец возвратились в наши уютные номера.
Анжело успел принять утром душ, а я нет. Я долго стоял под струями горячей воды и клевал носом, после чего заставил себя добрести до кровати.
– Ты должен разрешить мне отложить секс до потери сознания на следующий раз, – пробормотал я.
Анжело не услышал меня. Он уже спал.
***
Утром он разбудил меня рано, и мы, как это часто бывало, занялись любовью.
В любое другое время наш секс мог быть жестким, быстрым или же грубым, но по утрам он всегда был нежным и медленным. Я целовал его плечи и шею, его запястья, его ладони. Его гладкая смуглая кожа до сих пор завораживала меня. Даже спустя два с лишним года он внушал мне благоговение, от которого дух захватывало. Я надеялся, что это никогда не изменится.
Обычно после любви он вставал, а я еще дремал час или два, но перелет сбил наши внутренние часы, и мы выбрались из постели одновременно. Оделись и, спустившись вниз, нашли остальных в ресторане.
– Что-то долго ты спал, Анж, – заметил Мэтт, и Анжело усмехнулся.
– Это ты так думаешь.
После секундного замешательства Мэтт взглянул на меня и, покраснев, сразу же отвернулся. Джаред с Коулом рассмеялись, но на лице у Джона я заметил выражение крайней неловкости. Что ж, по крайней мере я был не одинок.
Анжело подсел к Мэтту, а я вновь обнаружил себя рядом с Джоном.
– Ты еще бегаешь по утрам? – спросил он, наливая мне кофе.
– Почти каждый день, – сказал я.
– Я тоже, – сказал он. – Давай со мной, если хочешь.
Я не вполне понимал, как отношусь к его предложению. Когда-то давно совместная пробежка была нашим ежедневным занятием. После Джона у меня не было партнера по бегу до самой Коды, где ко мне один-два раза в неделю присоединялся Мэтт. Чаще всего я по-прежнему бегал один. Я оглянулся на Анжело, который, насупившись, косился на Джона. Можно было не сомневаться: он хотел, чтобы я сказал «нет».
– Ох, солнце, Заку не хочется бегать, пока он в отпуске! – пришел мне на выручку Коул. – К тому же, если взять сегодняшний день за показатель, по утрам он будет чересчур занят с Анжело. – Он усмехнулся Анжело, и тот ответил ему такой же усмешкой. Они и впрямь были даже слишком похожи.
– Я схожу с тобой, – вызвался Мэтт, и удивление, которое я ощутил, отразилось на лице Джона. Но еще он казался обрадованным.
– Отлично! – сказал он. – В компании оно перестает казаться такой уж рутиной.
К середине завтрака прибыл Джордж, перед новой встречей с которым я нервничал почти так же, как перед встречей с Джоном. Пока Коул подзывал официанта, он выдвинул стул между Мэттом и Анжело и уселся за стол. Я еле узнал его, хотя сказать, что он как-то особенно изменился, было нельзя. Он немного раздался в талии, а в его волосах добавилось седины. Но то были внешние перемены. В нем появилось что-то еще – совершенно новое, что я не мог распознать. А потом он повернулся ко мне.
– Зак! – воскликнул он, улыбаясь. – Черт возьми, что ты тут делаешь?
И тут до меня дошло. Он улыбался. Я не был уверен, видел ли подобное в прошлом.
– По правде говоря, я и сам не знаю, – ответил я, и он рассмеялся.
– Зак дружит с Джаредом, – объяснил Джон, – а Коул и Джаред знакомы еще со времен колледжа. Вот так, собственно, мы с Коулом и познакомились.
Джордж, судя по виду, еще распутывал это у себя в голове, когда Мэтт вдруг спросил:
– Джордж, вы любите «Кардиналс»?
Джордж удивленно повернулся к нему. Я начал было гадать, каким образом Мэтт догадался, но через секунду рассмотрел, что маленький логотип на поло Джорджа – это красная птичья голова, знак «Кардиналс».
– Так точно!
– Не повезло вам в плейоффе, – сказал Мэтт.
– Все знают, что «Рэмс» играют нечестно, – заявил Джордж. Он явно обрадовался тому, что нашел человека, которому можно пожаловаться. – И теперь эти ублюдки в чертовом Супербоуле. – Он выгнул на Мэтта бровь. – Ты же не фанат «Рэмс»?
– Нет, сэр. Я болею за «Чифс».
– Как и я – на этой неделе, – усмехнулся Джордж.
Тут к разговору подключился и Джаред, начав болтать что-то о пасах мимо защиты, и все трое быстро погрузились в рассуждения о футболе.
– Что ж, – пробормотал себе под нос Джонатан, – по крайней мере теперь можно не беспокоиться, что ему не с кем общаться.