Выбрать главу

Это вовсе не означает, что Париж постепенно превращается в городские джунгли (хотя и жаль), потому что ежегодно в городе гибнет до 1500 деревьев – от старости, болезней или неблагоприятной экологии.

Более того, в ствол каждого дерева из тех, что обрамляют улицы (так называемых arbres d’alignement), вживлен микрочип с данными о возрасте, сделанных прививках и общем состоянии здоровья. Они, может, и не выглядят таковыми, но на самом деле все эти деревья – настоящие роботы с электронной начинкой. Что ж, очень по-парижски – с виду вроде бы натуральное и непринужденное, а внутри все организовано с научной точностью.

А вот живность, которая не поддается такому строгому контролю, – это парижские голуби. Большинство парижан ненавидят их – почти так же, как ненавидят сумасшедших, подкармливающих этих «летающих крыс», высыпая хлебные крошки на тротуар прямо возле скамеек и созывая стаи пернатых на пир[56]. Парижане знают, что раз в году наступает сезон, когда лучше не задерживаться под этими 96 500 деревьями на улицах и в садах. Когда осенью плодоносят платаны, голуби набивают себе утробы их плодами и осыпают город ярко-зелеными какашками, превращая тротуары и припаркованные автомобили в полотна Джексона Поллока.

Для борьбы с голубиным нашествием – а голубей в Париже около 80 тысяч, примерно по одному на каждые двадцать пять жителей, – городские власти устанавливают большие голубятни в парках и садах. Чиновникам пришлось объяснять горожанам, что они вовсе не собираются увеличить популяцию птиц, делая их жизнь более комфортной, – наоборот, это так называемые «контрацептивные голубятни». Самкам разрешено высиживать одну партию яиц – если они откладывают больше (а за год эти птицы могут делать по шесть – восемь кладок), яйца хорошенько встряхивают, делая их бесплодными. Голубки, конечно, этого не понимают и продолжают высиживать яйца, вместо того чтобы откладывать новые.

К тому же голубятни позволяют птицам возвращаться в одно и то же место, где их экскременты легче собирать. Работа, само собой, не из приятных, и, вместо того чтобы нанимать специальных рабочих, город поручил это одной частной компании. Остается лишь посочувствовать невезучим предпринимателям.

В поисках уличных развлечений

Пару-тройку раз в году на тротуаре возле моего дома разворачивается удивительное зрелище. Я с трудом открываю porte cochère[57] и оказываюсь в толпе торговцев барахлом и глазеющих покупателей, на так называемом празднике vide-grenier.

В буквальном переводе vide-grenier означает «уборка чердака», хотя в очень немногих парижских домах эти чердаки имеются. Но зато во многих есть caves (погреба), как и чуланы, забитые старыми вещами, книгами, которые уже никто никогда не возьмется читать, и игрушками, из которых выросли дети. Теоретически, местный vide-grenier подразумевает товарообмен барахлом, но парижане слишком любят ломать устои и не склонны запирать себя в рамках теории, так что на практике эти блошиные рынки предлагают как личные вещи, так и готовую продукцию из магазинов. Рынки работают в любое время года (парижане по натуре оптимисты насчет погоды и свято верят в то, что матушка-Природа не обманет их ожидания), обычно по воскресеньям, и лучшего места прикупить задешево частичку настоящего Парижа не найти.

Недавно я прошелся по местному vide-grenier и посмотрел, какие вещицы могут привлечь гостей города.

Первое, что мне бросилось в глаза, это контраст среди продавцов. Район, где я живу, разношерстный, так что здесь можно увидеть и отцов семейств, разложивших на клеенках старую спортивную обувь, приставки PlayStation и видеокассеты, и торговцев антикварной мебелью, больше соответствующих кварталу Марэ. Немало и жуликоватых brocanteurs (старьевщиков), торговцев почтовыми открытками (на любом французском блошином рынке найдется хотя бы один), затейливыми электрическими приборами из далекого прошлого, а один парень в фирменной куртке с эмблемой Aéroports de Paris продавал подозрительно новую одежду.

Но vide-grenier – не просто срез парижской уличной жизни. Это ценный источник для тех, кто стремится увезти домой что-то оригинальное, типично французское.

Вот примерный перечень objets parisiens[58], подмеченных мною на vide-grenier: жандармский жетон старого образца; сувенир 1950 года с изображением Сакре-Кёр на кусочке ствола дерева; винтажные черно-белые почтовые открытки с видами парижских улиц; кувшины для вина, подносы и пепельницы (разумеется, с эмблемами Pernod Ricard и менее известных марок, таких как Marie Brizard, Saint-Raphaël и Cusenier); мудреные штопоры (французские инженеры постоянно придумывают революционные способы открывания бутылок, чтобы быстрее добраться до содержимого); жестяная банка Nescao образца 1960-х годов с фотографией обреченной французской домохозяйки, явно не убежденной феминистки; несколько старинных миниатюрных моделей автомобиля «ситроен 2CV»; книга, однозначно утверждающая, что именно французы изобрели авиацию; подборка журналов «Пари Матч» 1940-х и 1950-х годов с сенсационными подробностями смерти Матисса и неудачной помолвки принцессы Маргарет и Питера Таунсенда (с подзаголовком на английском «Sad Princesse»[59]); и издание 1949 года, предсказывающее, что les males vont disparaître («мужчины скоро исчезнут»), правда, без указания конкретных сроков.