Из-за дикой спешки утром я не успела позавтракать, так как старалась вовремя доставить Анну в школу. Возвращаясь домой на метро, я скинула пальто — и обнаружила, что на мне пижамная куртка. Я проехала с горящими ушами восемь остановок среди элегантных пассажиров (из-за тесноты невозможно было снова надеть пальто), делая вид, будто это вовсе и не я стою тут в веселенькой фланелевой пижамке в зеленую и желтую полоску.
У нас дома оба моих ребенка ходили в школу квакерского толка, где в качестве наказания применялись задушевные беседы — здесь же учителя кричат на учеников и заставляют стоять у стенки. И, что еще хуже, всего через несколько дней занятий Лука и Анна обнаружили, что они последние в классе — каждый в своем. И мы с тревогой подумали, что, хотя в обожаемой американской школе их научили быть очень милыми, возможно, там были серьезные упущения по академической части.
Воскресное утро, одиннадцать часов. Медный духовой оркестр из четырех человек остановился на углу нашей улицы и сыграл мелодии из «Моей прекрасной леди». Мы все столпились у окна, и музыканты, послав нам воздушные поцелуи, попросили бросить им деньги. Что и сделали с превеликим удовольствием мои дети.
Анна резко распахнула дверь квартиры, вернувшись после школы.
— Мама! На меня сегодня напали!
— Что случилось? — спросила я.
— Девочка по имени Домитилла меня ударила! — ответила Анна, округлив глаза. — Она сказала, что я кричу ей в ухо.
Мы выбирали школу Анны в Нью-Джерси именно с учетом такого рода конфликтов. Там уделялось много времени тому, чтобы научить школьников отвергать насилие и разрешать конфликтные ситуации. Они изучали Махатму Ганди и Мартина Лютера Кинга. Я с надеждой осведомилась, как же отреагировала Анна на свое первое столкновение с агрессией на школьной площадке для игр.
— Я дала ей сдачи, — пояснила дочь. — Моя рука просто сама поднялась в воздух.
Вчера я зашла в парикмахерский салон и попросила покрасить мне волосы в мой привычный рыжий цвет. Но coiffeur[13] отрезала: «Non![14] Для вас — золотой. В рыжем нет шика». Хорошо, что в нашей квартире милосердные лампочки с малым количеством вольт — потому что при ярком свете я превращаюсь в цветочек «ноготок».
Алессандро попросили стать членом комитета школы Леонардо да Винчи. Он трогательно возражал, что находится в академическом отпуске и не может участвовать в работе комитета, но в конце концов согласился. Сегодня было собрание под девизом «Добро пожаловать в школу». Учительница итальянского, преподающая в классе Анны, заявила, что в этом классе плохо обстоит дело с дисциплиной, так что этих детей трудно будет обучать. Мать одной ученицы поднялась и сказала, что ее дочь — назовем ее Беатриче, — пожаловалась на то, что ей велели замолчать. «Вы не должны затыкать рот моей дочери, — возмущалась мать Беатриче. — Это ее травмирует. Я растила ее, чтобы она свободно высказывала свое мнение». А я-то думала, что такая патологическая одержимость свободой речи для детей — отличительная черта американцев. Приятно сознавать, что зря клеветала на свою родную страну.
Я открыла по крайней мере один секрет худобы француженок. Вчера мы провели вечер в ресторане, где за соседним столиком сидела шикарная семья. Принесли хлеб, и тощая девочка-подросток потянулась за ним. Не моргнув глазом, maman[15] схватила корзинку и поставила на книжную полку рядом со столиком. Из сочувствия я налегла на хлеб.
Алессандро ходил за покупками, а вернувшись, сказал:
— Я собирался купить тебе цветы из-за того, что мы вчера повздорили.
Я взглянула на его пустые руки, и он пожал плечами.