— Я и есть социалист. Если я встречу знакомого рабочего, то охотно подам ему руку.
Мы сели обедать. Не было ни мяса, ни супа, но зато был хороший коньяк.
— Он не может без коньяку, — говорила Колетт.
После трех рюмок Анжело начинал врать.
— Ты понимаешь, — говорил Анжело, вытирая салфеткой потную волосатую грудь, — однажды, в Гватемале, мы с отцом поехали на кофейные плантации. Мы заночевали с пастухами в деревушке. Жара была страшная. И вот среди ночи раздается странный звук. Как будто квакает лягушка. Это кваканье продолжалось всю ночь. Наутро мы узнали, что то был человек, которого донимала икота. Он икал страшно, на всю деревню. К вечеру у него поднялась температура. Его поили водой. Заставляли не дышать. Ничего не помогло. Днем он умер. А вот еще одна история, — продолжал Анжело, выпив еще рюмку, — и это уже совсем потрясающая история. У меня был друг. Теперь он умер. Это был гениальный ученый. Он изобрел такой луч, который мог просвечивать стены, самые толстые. В ту пору я был влюблен в одну даму. Она была красавица. Однажды ночью я и мой друг подкрались к дому моей возлюбленной и навели луч на стену, за которой находилась ее спальня. Мы увидели комнату, мебель, лампу, все. Моя красавица лежала уже в постели и читала. Но луч обладал свойством просвечивать не только стены, но и материю, и кожу. Сквозь одеяло я увидел мою возлюбленную обнаженной. Она была прелестна. Но вот я начал различать и ее скелет, и ее внутренности. Билось сердце, двигалась кровь, варил желудок. Это было противно.
— А как варил желудок? — поинтересовалась я.
— Очень хорошо. Я даже мог различить, что он варит: ростбиф, картошку и мороженое. Но, повторяю, это было омерзительно! Со злостью я схватил аппарат, который испускал луч, и разбил его вдребезги.
— Ну зачем ты это сделал? — воскликнула Колетт, искренне веря, что все это было так.
Сквозь открытое окно вместе с запахом города и автомобилей полз аромат свежеполитой травы на Марсовом поле и нарядных цветов.
— Пойдем гулять, — сказал Анжело.
Все трое мы вышли на улицу. Воздуха, казалось, не было совсем. Большой парк с неподвижными деревьями и кустами походил на огромный зал, украшенный зеленью. Эйфелева башня светила, как большая лампа. Мы молча дошли до Трокадеро и направились по авеню Фриедлан к площади Звезды. От огромного количества автомобилей, которые огибали площадь, она, казалось, кружилась вокруг арки, как патефонная пластинка.
Вдали ударил гром и прокатился над городом.
— Гроза! — сказала я. — Идем домой.
Когда мы дошли до сада Трокадеро, стал накрапывать тяжелый дождь.
— Бежим! — сказал Анжело.
Он обнял Колетт, и они побежали по дорожке, посыпанной песком. Они смеялись. Их было двое. Я же была совершенно одна в жизни. И кроме покатого дивана в гостиной Анжело, у меня не было другого дома. Дождь зашумел в листьях, и молния пробежала по небу. Анжело и Колетт целовались. Это был их последний счастливый вечер, но все же счастливый! Я поняла, что хуже, чем мне сейчас, уже быть не может. Мне показалось, что-то лучшее должно произойти.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Дайна Лундборг родилась в Копенгагене. В семье было восемь детей — все девочки. Девочки были белобрысые и некрасивые. Только одна, пятая, была шатенка и хорошенькая — Дайна.
От детства остались плохие воспоминания: тугие косички, грубые шерстяные чулки, скучные обеды, строгость отца. В пятнадцать лет Дайна стала красивой. Ее отдали учиться шить. Дайна хорошо выучилась шить: у нее были легкие и ловкие руки.
В Европе была война. В Дании было тихо. Там интересовались европейскими новостями и свежими светскими сенсациями. Зимой 1916 года очередная светская сенсация была следующей: банкир Петер Холгерсен влюбился в какую-то портнишку, Дайну Лундборг, женился на ней и увез ее в Шанхай.
В Шанхае Дайна поселилась с мужем в просторном доме — с коврами, с китайской прислугой. Холгерсен делал дела, — Дайна правила новеньким авто, принимала весь Шанхай, имела любовника.
В 1919 году Дайна с мужем переехали в Париж. Парижские газеты очень позабавились тем, как жену датского банкира Холгерсена нашли в объятиях опереточного актера Жака Пероля. Развод Холгерсена наделал много шума. Дайна не потеряла головы, — она вообще никогда не теряла головы. У нее были бриллианты и красота. Она уехала в Америку. В Голливуде ее заметили. Она сыграла роль графини в картине «Черная и белая перчатка» с большим успехом. В 1926 году она вернулась в Европу и вышла замуж за немецкого барона фон Арцен.