– Я имею в виду, если тебя не будет, чтобы утомлять нас всех до смерти своими презентациями, диаграммами, графиками и прочими скучными мелочами, на чьем же фоне я буду выглядеть блистательно? – спросил он и широко раскинул свои руки. – Я рассчитываю на тебя, Мартин, ты заставляешь меня сиять.
Так что никакой симпатии не было. Я должна была догадаться. Джейсон Найтли был высокомерным ослом. Если бы я могла выбрать что-то одно, о чем не стану скучать, то это Джейсон.
– Я обязательно напомню Джулии – побольше статистики, – сказала я. – Я бы не хотела, чтобы твоя ленивая звездочка погасла.
– Я ленивый? – его брови поползли вверх. – Ты назвала меня ленивым?
Он упер руки в бока и недоверчиво посмотрел на меня. Очевидно, я задела его за живое. Ути-пути.
– Правда глаза колет? – спросила я.
– Правда? Какая правда? Я работаю так же упорно, как и ты.
Я фыркнула и подняла руку, как будто он рассказывал мне слишком смешную шутку.
– Прошу, перестань.
– Я работаю не покладая рук, – настаивал он. – Просто, в отличие от тебя, я не погряз в расчетах и прогнозах.
– В расчетах и прогнозах? – Я с изумлением уставилась на него. – Именно эти прогнозы убеждают корпорации совершать крупные пожертвования, Найтли. Они хотят видеть, как будут использоваться их деньги, как это повлияет на их бизнес и поможет распространить идеи.
– Это лишь пыль в глаза, – произнес Найтли и покачал головой. – Ты все усложняешь. Ты любишь эту бесполезную работу, потому что она заставляет тебя чувствовать, будто ты делаешь что-то значимое. Открою тебе глаза – это не так. Важна общая картина работы.
Ну все! Я действительно собиралась размозжить ему голову одной из своих наград.
– Бесполезная работа? – прошипела я сквозь стиснутые зубы. Мое правое веко начало дергаться. Я чувствовала, как оно пульсирует. Мне захотелось придержать его указательным пальцем, но я не хотела показать того, что Джейсон как-то меня задел.
– Ага, – сказал он, изображая, как печатает на клавиатуре руками. – Занята, занята, занята. Никто не хочет читать твои длинные отчеты. Им нужны большие идеи, они хотят чего-то воодушевляющего, хотят запустить акцию, которая распространится, взорвет интернет и обеспечит глобальное присутствие их компании по всему миру.
Если он продолжит говорить, я подозревала, что мое стервозное выражение лица останется со мной навсегда, как каменная маска, которую ничто не может сломать. Вот. Вот почему я терпеть не могла Джейсона Найтли. Он не хотел работать: рутинная работа, тяжелый труд, вычисления, прогнозы, анализ истории корпорации – о нет, все это было не для него. Он у нас человек идеи, мыслит масштабно, а осуществлять свои грандиозные планы позволяет плебеям. Как же у меня чесались руки от желания врезать по его самодовольной физиономии.
– Прошу, не пойми меня неправильно, – сказала я, – но ты же полный придурок. Ни одна корпорация не согласится на крупное пожертвование в обмен на «большую идею».
– Нет? – спросил Джейсон. Он посмотрел на меня с превосходством. – Тогда почему обувная компания Soles с удовольствием сделала пожертвование для «Общества по борьбе с детской лейкемией», удвоив все, что мы собрали на «Марафоне по поеданию острых крылышек»?
Я закрыла глаза, сделала глубокий вдох, задержала дыхание, а затем медленно выдохнула. Это так типично для него – заявить о своем единственном значимом проекте, выставляя себя крутым фандрайзером. Я уставилась на Джейсона через стол.
– Тебе повезло, – я старательно выговаривала каждый слог, чтобы он мог расслышать каждую каплю презрения в моих словах.
Он вздернул подбородок и посмотрел на меня из-под полуопущенных век.
– Удача не имеет с этим ничего общего. В чем дело, Мартин? Завидуешь?
Это было настолько нелепое, настолько возмутительное обвинение, что я разразилась смехом, который прозвучал более маниакально, чем мне бы хотелось.
– Завидую? – воскликнула я. Я вышла из-за стола и посмотрела ему в лицо. – У тебя был марафон с острыми крылышками, который на некоторое время стал вирусным в интернете. Действительно, большое дело.
Он ухмыльнулся:
– Это сводит тебя с ума, не так ли?
– Ты имеешь в виду свое необоснованное высокомерие? – спросила я.