Лишь позже турист, который следует по неведомому пути, как ходу мыслей, разобравшись в головоломке улиц на карте, узнает, как много знаний может присоединиться к случайному опыту. Я попытался смоделировать мнемонический эффект долгой прогулки, поездки на автобусе или приключений отдельного человека, чтобы создать ряд контекстов, к которым можно приложить более подробную информацию. Почти каждый историк, занимающийся историей Парижа, отмечает невозможность дать полный рассказ об этом городе, и я совершенно уверен, что показал эту невозможность даже с еще большей очевидностью. Эта книга не предназначена заменить собой аналитическую историю Парижа, некоторые великолепные образцы которой в настоящее время находятся в печати. Но она не так далека от традиционной истории, как могло бы показаться на первый взгляд. Она потребовала проведения стольких же исследований, сколько и «Открытие Франции» – книга, которая была посвящена другим 85 процентам населения; цель не состояла в том, чтобы отнестись к историческим фактам, полученным с большим трудом, как к бесформенной массе глины для лепки. Прежде всего, книга была написана ради удовольствия думать о Париже, и я надеюсь, что и читать ее будут с этой же целью. За время чтения этой книги можно будет расшифровать надпись на каждом могильном камне на кладбище Пер-Лашез, посидеть на террасе каждого кафе между площадью Этуаль и площадью Сорбонны, проехать из конца в конец по дюжине различных автобусных маршрутов или изучить каждый камень от набережной Турнель до набережной Малаке.
Ночь в Пале-Ролле
Каждую среду в семь часов утра летом и в восемь часов утра зимой речной пароходик отправлялся из города Оксер в путь длиной двести километров до Парижа. Особенно зимой это был самый безопасный и удобный путь из Бургундии и с юга. Чтобы проплыть по рекам Ивонн и Сена до Парижа, требовалось всего три дня, и кораблик останавливался среди шпилей и куполов в сердце старого города. Большое плоскодонное судно, выкрашенное зеленой краской и поделенное на каюты с иллюминаторами и просторное помещение со скамейками, вмещало до четырехсот пассажиров-людей и столько же животных, предназначенных для продажи на рынках, расположенных вдоль реки, или для обеденных столов в городе. На борту был камбуз, где готовили супы и рагу для тех, кто приехал без достаточных запасов провианта, а по обеим сторонам находились две уборные для тех, кто слишком много почестей воздавал виноградникам, расположенным по берегам реки.
Богатые путешественники, которые уже преодолели по суше бесчисленное количество лиг (мера длины, приблизительно равная трем милям; одна сухопутная миля – 1609 м. – Пер.), признавали это путешествие приятным приключением, как только привыкали к компании солдат, странствующих торговцев, бродячих музыкантов, монахов и крестьян и армии кормилиц, которые оставили своих младенцев дома и отправились в столицу продавать свое грудное молоко. Поэт, который совершил такое путешествие за несколько лет до начала этой истории, представлял себя на борту одного из кораблей, груженных тварями всех видов, предназначенных для заселения какой-нибудь недавно открытой заморской территории. Пассажиры, нашедшие себе тихое удобное место в этом Ноевом ковчеге за свернутыми в кольца канатами и грудами багажа, наблюдали за ландшафтом, который, казалось, проплывал мимо неподвижного судна как раскрашенные декорации. В те долгие часы безделья и медленного движения вперед в живом смешении представителей социальных слоев некоторые пассажиры ощущали внезапный прилив сил. Мужчины, которые жаждали увидеть достопримечательности Парижа и испытать репутацию парижских женщин, часто оказывались во власти чувств задолго до того, как в их поле зрения попадали башни собора Парижской Богоматери.
Среди пассажиров, которые поднялись на борт судна, отправлявшегося из Оксера утром 7 ноября 1787 г., был молодой лейтенант-артиллерист, недавно назначенный на должность в Баланс (административный центр департамента Дром. – Пер.). Ему было восемнадцать лет, и он не боялся ничего, кроме неловкой ситуации. Ему немного не хватало роста для его высоких кожаных сапог, но он был достаточно горяч, чтобы требовать немедленного удовлетворения от любого человека, который осмеливался назвать его в лицо Котом в сапогах. Инспектор его военного училища в Бриенне (город в департаменте Об. – Пер.) дал ему характеристику близкую к восхищению: «Честный и вдумчивый; поведения самого правильного; всегда отличался в математике; обладает прекрасным знанием истории и географии; недостаточно общителен; станет отличным моряком».