– Ты кто такая? – строго спросил он. – А ну, выходи на свет!..
Аперитив
…Субботнее утро выдалось мрачным, что вовсе не удивительно для ноября. Дождь кончился еще вчера, но небо по-прежнему было затянуто тучами. Он потянулся, посмотрел сначала в окно, потом на часы. Половина десятого! Проспал! А почему Елизавета Петровна его не разбудила? Мгновенно вскочил и побежал в ванную комнату. Через пятнадцать минут он уже сбегал по ступенькам, приглаживая волосы.
К его удивлению, за столом, по-прежнему накрытым в парадном зале, только теперь к завтраку, сидел один-единственный человек. Невозмутимый Федор Иванович.
– Доброе утро, – сказал Сивко без всяких эмоций и принялся намазывать масло на тост. Потом положил сверху ломоть ветчины и с аппетитом стал есть.
– Утро доброе.
Словно из-под земли вырос Зигмунд и предложил:
– Чай, кофе? Омлет, яичницу с беконом, овсянку?
«Сэр», – невольно улыбнулся Михаил. Обитатели замка начали его забавлять.
– Яичницу с беконом и кофе, – сказал он, покосившись на Сивко. – А где остальные?
– Дмитрий Александрович к завтраку еще не спускались, – позволил себе реплику Зигмунд.
– Что странно, – заметил Сивко. – Я знаю, он рано встает.
Словно в ответ на его слова в зале появился Воронов. Подтянутый, энергичный, похоже, давно уже на ногах, то ли пробежку совершал, то ли в тренажерном зале разминался.
– Доброе утро, господа. Зигмунд, мне крепкий горячий кофе. Очень крепкий и очень горячий.
Зигмунд тут же исчез.
– Как спалось? – спросил Воронов явно для проформы. По долгу гостеприимного хозяина.
– Отлично! – Михаил ответил за обоих.
Едва появился Зигмунд с кофейником, в зал вошел Иван Таранов. Он был сегодня в светлом джемпере и модных джинсах и так же хорош в повседневной одежде, как и в дорогом костюме. Темные волосы уложены волосок к волоску, будто перед тем, как спуститься к завтраку, красавец полчаса провел перед зеркалом.
– О! Почти все в сборе! – сказал Таранов с энтузиазмом и потянул носом: – Кофе! Крепкий горячий кофе! Я без него свое утро не начинаю!
Зигмунд тут же налил ему чашку и предложил яичницу с беконом.
– С удовольствием! – сказал Таранов. – У меня с утра зверский аппетит!
– Как спалось? – равнодушно спросил Сивко.
– Неплохо. Но часов до двух ночи мне мешали привидения.
– Привидения? – удивился Воронов.
– А что, нет в особняке таких?
– Это новый дом. Я сам его строил. Какие здесь могут быть привидения? – пожал плечами хозяин.
– Ночью кто-то ходил по этажу, плакала женщина. А потом смеялась. У тебя в замке отличная акустика, – пожаловался Таранов.
Зигмунд при этих словах вздрогнул и пролил кофе, а Михаил невольно покраснел.
– В доме три женщины, – задумчиво сказал Дмитрий Воронов. – Елизавета Петровна, Бейлис и Эстер Жановна. Интересно, кто из них плакал, кто смеялся, а кто крепко спал?
– Моя жена спала, – поспешно сказал Зигмунд. – Не сомневайтесь.
– Смеялась девчонка, – задумчиво протянул Таранов. – Так звонко, заливисто, я даже позавидовал, ей-богу!
– Это Бейлис перепила, – усмехнулся Сивко.
– А завидовал ты чему? – спросил Воронов.
– Парню, который был с ней.
Михаил покраснел еще больше. И в это время был брошен спасательный круг – появилась Елизавета Петровна и сухо бросила:
– Доброе утро.
Воронов посмотрел на часы и пожал плечами: половина одиннадцатого, поздновато. Но ничего не сказал. Елизавета Петровна выглядела неважно, бледный цвет лица, под глазами глубокие тени. Уж кто этой ночью точно не смеялся, так это она. Видимо, об этом подумали все, и вопрос с женским плачем отпал. Хотя… Не слишком ли поспешил с репликой Зигмунд? Усевшись, Елизавета Петровна попросила кофе и наотрез отказалась от завтрака.
– Ты на диете? – усмехнулся Таранов.
– У меня нет аппетита, – холодно ответила она.
– Бейлис, как всегда, опаздывает, – заметил Воронов после долгой паузы.
– Что ж тут удивительного? – скривилась Елизавета Петровна.
– Она вчера перепила, – сказал Сивко.
– Тем более ей надо прогуляться, – заявил хозяин замка. – Я планировал показать вам конеферму. Есть породистые скакуны.
– Предлагаешь устроить скачки? – рассмеялся Таранов.
– Предлагаю воздухом подышать, нагулять аппетит перед обедом.
– Погода плохая, – заметила Елизавета Петровна. – Ноябрь – самый отвратительный месяц в году.