– Прошу.
Четверо мужчин и одна дама, не торопясь и не глядя друг на друга, прошли к столу. Подскочивший лакей отодвинул стул, чтобы дама могла сесть. Остальные молча подождали, пока Елизавета Петровна займет свое место, и только тогда расселись сами. Торжественность момента сделала их предельно вежливыми, заставляя соблюдать все правила этикета. Все понимали, что игра будет крупная, но одновременно тонкая. Кто кого перехитрит. Поэтому каждый из участников сохранял невозмутимый вид и полное спокойствие.
– С вашего позволения, господа, я начну, – медленно, с растяжкой сказал француз и зажег одну свечу. Аукцион он проводил согласно старинному ритуалу, что добавило моменту торжественности. – Полагаю, вы хотите взглянуть на лот.
– Да, хотелось бы увидеть, что это за штука, – сквозь зубы сказал Иван Таранов.
– Сделайте одолжение, – тоненько просвистел Лев Абрамович. После чего не удержался и жадно облизал сухие губы.
Елизавета Петровна выпрямила спину. Воронов молчал. Что же касается Сивко, то он, как всегда, был незаметен.
– Принесите.
Во время минутной паузы никто не шелохнулся. Наконец, лакей внес деревянный ларец и, подойдя к столу, открыл его.
– Осторожнее, – не удержался Лев Абрамович. – Не надо ее трясти.
– Красавица! – с чувством сказал Воронов, чуть подавшись вперед.
– И стоит, должно быть, немало, – хмыкнул Таранов.
Елизавета Петровна и Сивко промолчали.
– Неужели это Матисс? – спросил Воронов, не отрывая взгляда от этикетки.
– Подлинность аппликации, а также подписи под ней проверена нашими экспертами, – ровным голосом сказал француз.
– Почерк барона я узнаю, – кивнул Лев Абрамович. – У меня есть несколько подписанных им документов. И письма.
– Тогда приступим?
– Да. Пора.
– Итак, господа, – предложил аукционист. – Каждый из вас напишет на визитке цену. После чего я соберу их, ознакомлюсь со всеми предложениями и выберу наиболее достойное.
– Миллион, – отрезал Воронов.
– Простите? – подался вперед ведущий аукциона.
– Миллион евро.
– Дмитрий, опомнись! – резко сказала Елизавета Петровна. – Таких цен не существует!
– Вся моя коллекция столько не стоит, – пробормотал Сивко.
– Он пошутил, – усмехнулся Иван Таранов.
– Ну что, приступим к торгам? – тоненько просвистел Лев Абрамович.
– Я не хочу никаких торгов, – отрезал Воронов. – Я сказал: миллион. И я ее забираю.
– Господи, зачем тебе это! – отчаянно закричала дама. Нервы у Елизаветы Петровны сдали.
– Как-то это странно, – заметил Сивко.
– У моей жены завтра день рождения, – пояснил Воронов. – У нас традиция: в этот день я дарю ей бутылку замечательного вина, которое достойно украсить наш праздничный стол. Я хочу провести завтра приятный вечер, господа. Я очень люблю свою жену, – весело добавил он.
– Уж не собираетесь ли вы ее выпить? – прошипела Елизавета Петровна.
– Именно! – оскалился Воронов.
– Дима, побойтесь бога! – всплеснул пухлыми ручками Лев Абрамович. – Это же намного уменьшит ее стоимость!
– А мне наплевать. Этикетка-то останется. Мой маленький Матисс всего-навсего за миллион евро. Почти даром. И вообще: не понимаю, я что, отчитываться перед вами должен? Я ее покупаю. За миллион. И все.
– Господа, будут какие-нибудь возражения? – без всяких эмоций спросил аукционист.
– Против безумия возражать бесполезно, – резко сказала дама и поднялась.
– Отступаюсь, – вздохнул Таранов. – Силен ты, Воронов. А я сегодня не в ударе.
– Ну, что тут скажешь? – невозмутимо пожал плечами Сивко. – Дмитрий Александрович большой оригинал. Владейте.
– Боже мой, Дима! Зачем вам это надо! – волнуясь, спросил Лев Абрамович.
– А вам зачем?
– Но миллион евро! Таких цен на вино нет! – Губы у старика задрожали. Видно было, как он борется с жадностью.
– А теперь будут!
– Продано! – воскликнул ведущий торгов и торжественно зажег вторую свечу. По мере того как разгоралось ее пламя, лица четырех людей, сидящих за столом, мрачнели. Зато Воронов улыбался.
– Это самые короткие торги в моей жизни, – с чувством сказал француз. – Но хотелось бы наличными.
– Никаких проблем. Один звонок, и деньги сюда привезут.
– С вами приятно иметь дело. Аукцион окончен, господа!
На столе теперь горели две свечи, Воронов остался, остальные молча направились к выходу.