С главным зданием сателлиты соединяли подземные туннели с движущимися дорожками. Между ними по дизайнерской моде семидесятых были расставлены крупные белые шары на стойках с рекламными заставками. Раздавался щелчок — и встроенная в них картинка менялась. Сигнал поступал из какого-то иного мира, и, проплывая мимо этих шаров, ты чувствовал, что с этого момента начинается настоящая заграница. Все это происходило под аккомпанемент ставших знаменитыми позывных композитора Бернара Пармеджани, специально сочиненных для объявлений о прилетах и отправлениях в Руасси. (Сейчас у анонсов тоже есть узнаваемый джингл, недавно я услышал его в Московском доме фотографии на Остоженке, просто теперь он совсем другой.) Музыкальная композиция Пармеджани звучит у Романа Полански в фильме «Неукротимый» («Frantic»), в котором перманентно взвинченный Харрисон Форд теряет свою жену сразу после приезда из Руасси в «Гранд-отеле» на рю Скриб, исторической гостинице рядом с Оперой. У Полански воссоздана атмосфера прилета в Париж ранним-ранним утром и поездки на такси по еще полупустой окружной дороге — периферик — с чернокожим водителем, напевающим мелодии своей далекой родины. Когда у машины лопается колесо, становится понятно, что все в дальнейшем сложится совсем не гладко, как это часто и происходит в картинах Полански.
Контекст полетов был раньше более человеческим. Мы могли увидеть весь экипаж. Во время стоянки в Париже пилоты выходили в транзитную зону и прогуливались по магазинам дьюти-фри. На аэрофлотовской стойке регистрации работали знакомые, осевшие с мужьями-французами русские сотрудницы. Да и купить билет в авиакассе на Фрунзенской набережной — уже одно это было событием. Сейчас самолеты российских компаний летают в Париж с утра до вечера и, в отличие от западных перевозчиков, прихватывают ночь; нумерация рейсов усложнилась настолько, что не возникает эмоциональной привязки к определенному номеру. Пустых кресел практически не бывает, люди все больше и больше путешествуют налегке, иногда совсем без вещей. Загрузиться сегодня в салон самолета — это как бы согласиться провести какое-то время в достаточно тесном автобусе ради перемещения в другую реальность.
Мишленовский гид
Считаю удачей найти на французских антикварных развалах в провинции пусть и не идеально сохранившийся, проржавевший и покореженный, зато настоящий, отслуживший свое металлический рекламный щит — некогда опознавательный знак почти всех автомастерских на дорогах Франции. Не из восьмидесятых или девяностых, и тем более не заново сделанный (как, я подозреваю, происходит с пепельницами «Cinzano», популярным артефактом на всех блошиных рынках страны), а образца первых послевоенных или даже довоенных лет. С легкой поправкой на стиль десятилетия на вас неизменно смотрит веселый, довольный, полный жизни, упитанный персонаж — Бибендум, — мишленовский логотип и талисман. Он радостно указывает вам дорогу, и хочется верить, что это именно дорога на юг (та, что ведет из Парижа в Прованс через Лион, так и называется — «автострада солнца»), к лету, к отпуску, к мистралю, виноградникам и лаванде. Наряду с «Ситроеном ДС», с папиросами «Gitanes», Бибендум сохранил себе место среди не подверженных времени французских символов. Откуда вообще такое непреходящее жизнелюбие?
Если за рубежом вы видите туриста, который держит в руках удлиненного формата путеводитель зеленого цвета, то, скорее всего, это будет француз. В мире издается множество серийных путеводителей, но какой из них назовешь национальным брендом? Слово «мишлен» можно писать без кавычек и с маленькой буквы. Герой романа Уэльбека «Карта и территория» заворожен мишленовскими картами и создает из них произведения искусства. На заре ХХ века, дитя раннего французского капитализма, компания «Мишлен» придумала выпускать бесплатные гиды для популяризации автомобильного туризма и продвижения своих покрышек. Начинался период романтической автомобилизации. Задуманные как рекламное пособие путеводители превратились с годами в самостоятельный проект.