Не знаю, сколько времени она отсутствовала: в пьяной дремоте я не слышал, что происходит вокруг, и проснулся оттого, что кто-то поднес к моим губам стакан. Я открыл глаза и узнал Ореолу.
"Ну что?" — спросил я, смутно припоминая, что кто-то стонал.
"Гертруда занемогла", — ответила она.
"Гертруда... больна?!" — переспросил я.
"Да, — подтвердила Ореола. — Она жалуется на спазмы в желудке и не хочет ничего принимать из моих рук. Вам бы следовало спуститься вниз и дать ей чего-нибудь выпить, ну хоть воды с сахаром".
"Проводи меня", — приказал я Ореоле.
Помню, как я спустился по лестнице, Ореола провела меня в переднюю, подала сахар, чтобы я всыпал его в стакан с водой, и, подтолкнув к двери в комнату больной, напутствовала такими словами:
"Отнесите ей это и постарайтесь держаться прямо, чтобы она не заметила, как вы пьяны".
Устыдившись своего состояния, я собрался с силами и подошел к постели Гертруды довольно твердым шагом.
"Выпейте воды, дорогая Гертруда, и вам станет лучше!" — проговорил я.
Гертруда сделала над собой усилие, протянула руку и опорожнила стакан.
"Ах, сударь, опять тот же привкус!.. — простонала она. — Сударь! Сударь! Доктора!.. Сударь, я уверена, что меня отравили!"
"Отравили?" — переспросил я, в ужасе озираясь по сторонам.
"Ох, сударь! Небом заклинаю вас! Именем вашего несчастного брата! Доктора! Доктора!"
Я испугался и поскорее вышел.
"Слышала? — обратился я к Ореоле. — Она думает, что ее отравили, и просит позвать доктора".
"Бегите в Морсан и приведите господина Ронсена".
Так звали старого доктора, который заходил к нам ужинать, когда во время своих разъездов оказывался поблизости.
Я взялся за шляпу и трость.
"Выпейте на дорогу вина: на улице холодно, путь неблизкий — два льё!"
Она подала мне стакан. Как ни был я привычен к крепким напиткам, вино обожгло мне желудок, словно я хлебнул купоросу! Я вышел, пересек сад, спотыкаясь, добрел до садовой калитки. Но не прошел я и двухсот шагов по дороге на Морсан, как деревья закружились у меня над головой, небо словно вспыхнуло огнем, земля ушла из-под ног, и я свалился на обочину...
На следующий день я очнулся в своей постели и подумал, что все это мне приснилось.
Я позвонил; прибежала Ореола.
"Правда, что Гертруда умерла, или мне привиделось это в кошмаре?" — спросил я.
"Правда", — отвечала она.
"Ее... отравили?"
"Возможно".
"Как возможно?" — вскричал я.
"Да, возможно, — сказала Ореола, — только никому об этом не рассказывайте. Она ведь принимала питье лишь из моих и из ваших рук. Могут подумать, что ее отравили мы с вами".
"Почему?"
"Люди такие злые!" — невозмутимо заметила Ореола.
"Но ведь это надо как-то доказать!" — замирая от страха, выговорил я.
"Найдут причину!"
"Какую же?"
"Скажут, что вы сначала отделались от гувернантки, чтобы потом без помех покончить с детьми и завладеть наследством".
Я закричал и натянул на голову одеяло...
— О несчастная! — пробормотал монах.
— Погодите, погодите, это еще не все... Только не перебивайте меня: я чувствую, как силы меня оставляют!..
Брат Доминик стал слушать дальше. Он задыхался. Его сердце сжалось от отчаяния.
LXVII
ПАУК РАСКИДЫВАЕТ СЕТЬ
Смерть Гертруды ни у кого не вызвала подозрений. Все тяжело переживали потерю, особенно дети. Ореола хотела было занять место Гертруды, но они ее ненавидели, особенно маленькая Леони.
Я впал в тоску и дней пять не выходил из своей комнаты.
Вернулся господин Сарранти. Он попытался меня утешить. Он понимал, что мне тяжело лишиться хорошей и верной служанки, но не мог себе объяснить, чем вызваны мои душевные страдания, похожие на угрызения совести. Он предложил найти другую женщину, чтобы она присматривала за детьми. Однако дети об этом не просили, а я, предвидя возражения Ореолы, отговорился тем, что никто не сможет заменить им бедняжку Гертруду.
Ореола продолжала управлять домом, будто ничего не произошло. Она по-прежнему держалась почтительно, как подобало женщине ее положения, и словно не замечала меня, несомненно уверенная в том, что я никуда от нее не денусь.
Однажды я столкнулся с ней в коридоре.
"Что бы вы делали, — спросила она на ходу, — если бы умерла не Гертруда, а я?"
"Если бы умерла ты, Ореола, я тоже расстался бы с жизнью!" — с жаром вскричал я: одного ее взгляда было довольно, чтобы в моем сердце снова вспыхнула страсть.